Коллектив авторов - Быть княгиней. На балу и в будуаре

В Берлине, по-старому, я встретила самое радушное гостеприимство. Отсюда я написала своему банкиру в Спа приготовить мне тот самый дом в «Promenade de sept heures», который за пять лет перед тем был на наших глазах построен и в котором я была, наверное, первым жильцом по прошествии условленного времени.

Я вскоре увидела своего друга, миссис Гамильтон, которая со своей стороны почти так же была верна обещанию: разлука наша не изменила искренней дружбы.

Во время нашего пребывания в Спа Щербинин получил письмо от отца и матери; они требовали немедленного возвращения его в Россию. Он колебался и скучал, но волей-неволей должен был покориться родительскому приказанию. Между тем дочь моя осталась со мной, не желая расставаться с семейством.

Я составила себе план поместить сына в Эдинбургский университет и устроиться в этом городе на все время его академического курса. С этой целью я написала ректору Робертсону, знаменитому историку, предупредив его о своем желании отдать тринадцатилетнего мальчика в университет под его покровительство. Вместе с тем я просила совета и наставлений его во всем, что было необходимо для достижения моей цели.

Робертсон, отвечая мне, советовал подождать два или три года, чтобы дать молодому Дашкову более зрелые подготовительные знания. Но, несмотря на его юность, я так верила в его прилежание и успехи, что без всякой похвальбы известила Робертсона о познаниях моего сына: он уже отлично знал латинский язык, значительно глубоко познакомился с математикой, историей и географией; кроме французского и немецкого языков, он настолько понимал английский, что мог на нем читать, хотя и говорил еще с затруднением.

По окончании сезона на водах Спа мы отправились в Англию и, остановившись на самое короткое время в Лондоне, двинулись в Шотландию. По дороге мы провели несколько дней в доме лорда Сассекса, где я познакомилась с мистером Уильмотом, отцом моего юного друга, по просьбе которого я и решилась написать эти мемуары. Мистер Уильмот был с нами во время нашего пребывания у Сассекса.

В Эдинбурге я наняла себе квартиру в древнем дворце шотландских королей. Здесь я часто вспоминала историю легкомысленной и несчастной Марии Стюарт. Ее печальная судьба была запечатлена в каждом окружающем предмете: кабинет, лестница, примыкавшая к моей спальне, с которой был сброшен ее любовник-итальянец, – все это постоянно рисовало в моем воображении участь погибшей под топором королевы.

Не стану описывать того удовольствия, с каким я услышала отзыв Робертсона, сказавшего после испытания моего сына, что тот совершенно готов к поступлению в университет и началу обычного классического образования. Я была необыкновенно утешена этим обстоятельством. Пока мой сын продолжал свое учение, я не упускала благоприятного случая познакомиться с теми знаменитыми писателями, произведения которых были славой Англии.

Я имела удовольствие сблизиться с Робертсоном, Адамом Смитом, Фергюсоном и Блэром. Когда я жила в Эдинбурге, они каждую неделю были у меня два или три раза, и я столько же удивлялась их познаниям и талантам, сколько скромности и простоте манер. При всем различии своих ученых направлений, при всей самостоятельности и соревновании друг с другом эти почтенные люди были друзьями; их обхождение, не имевшее ни тени притворства, их разговор, чуждый всякого педантизма, были поучительными и вместе с тем привлекательными.

К числу моих знакомых женщин принадлежали герцогиня Бюрлей, леди Фрэнсис Скотт, леди Лотиан и Мария Ирвин. Это время было самым спокойным и счастливым периодом в моей жизни.

Во время летних каникул мы отправились в Гайлендс. Приезд Гамильтон сообщил новую радость моим удовольствиям. Путешествие в горную Шотландию сопровождалось для меня сильной простудой, и я начала страдать ревматизмом. Впрочем, окруженная друзьями и больше всего довольная осуществлением одной из главных своих надежд – успешным учением сына, я почти забывала о своих физических болях.

Когда в следующем году моя болезнь усилилась, доктор Келен советовал мне пить воды Букетика и Матлока, а потом купаться в Скарборо. Вследствие этого в начале каникул я оставила Шотландию, чтобы испробовать предписанное лечение. Меня проводила Гамильтон: ее любви и нежным заботам, можно сказать, я обязана жизнью, будучи близка к смерти в Скарборо.

Не могу также без глубокой признательности не вспомнить о леди Мельграф, о том благородном участии, какое она принимала в моем безнадежном положении.

Она жила по соседству, оплакивая недавнюю потерю своего любимого мужа. Услышав о моей опасной болезни и судя по собственному опыту, что я должна была чувствовать при мысли покинуть детей на чужбине, вдали от родных и друзей, она без церемоний появилась у моей постели: со всей готовностью и редким великодушием предложила им приют в своем доме и личное покровительство в случай их сиротства. Мало того, она торжественно уверила меня, что, если суждено совершиться несчастью, она не расстанется с ними до тех пор, пока опекуны не возьмут их назад в Россию.

Эта черта характера может служить самой лучшей похвалой леди Мельграф. Трудно выразить чувство моей благодарности за это утешение. Я пользовалась вниманием этой достойной леди, пока мое выздоровление было вне всякого сомнения. Когда я смогла путешествовать, она упросила меня свернуть с прямого пути и отдохнуть несколько дней в ее доме до приезда в Шотландию.

Это предложение, столь обязательное по долгу признательности и вместе с тем приятное, я охотно приняла и возвратилась в Эдинбург к самому началу университетского курса.

Хотя и после того я часто испытывала припадки ревматизма и вообще недомогала, как мать, я не позволяла себе слабеть в моих непременных заботах о сыне. И в этом отношении я так блистательно преуспела, так полно вознаграждались мои жертвы, что нравственное удовлетворение облегчило мои недуги, и я весело проводила время в кругу своих друзей.

Я старалась приохотить сына не только к серьезным занятиям, но также к светским манерам и гимнастическим упражнениям, что укрепило его здоровье и удивительно развило силы. Через каждые два дня он брал уроки верховой езды и фехтования, и один раз в неделю в моем доме назначался танцевальный вечер: это освежало его школьные труды.

Живя исключительно для детей и поставив постоянной задачей своей жизни уединение, теперь возможное, я почти не жалела о своей собственной бедности и скудном состоянии своих детей. Так, в Шотландии все необходимые предметы жизни были дешевы, я не имела необходимости прибегать к чрезвычайным займам у моих банкиров Гюнтера и Форбса, исключая один случай, когда я хотела посетить Ирландию по окончании курса моего сына. На это путешествие я заняла у них две тысячи фунтов, которые скоро были уплачены им из Голландии. Хотя я и разделалась с долгом без всякого затруднения, при всем том я обязана их дружбе многими одолжениями, за которые ничем иным, кроме благодарности, заплатить не могу.