Борис Шапталов - Деградация и деграданты: История социальной деградации и механизмы её преодоления

В сухом остатке перед гражданским обществом стоит проблемная задача: как отличить свободы, ведущие к развитию и укреплению общества от свобод его разрушающих? А осознав отличия, как защищать общество не скатываясь к антидемократическому строю через политику «закручивания гаек»?

В традиционном социуме дилемма разрешается сравнительно просто — деструкция блокируется с помощью жестких морально-правовых и авторитарных регуляторов, просеянных через сито веков. Но ценой прочности социальных конструкций является жертва развитием. При демократии развитие — это все, поэтому граждане получают широкие права и свободы, дающие им возможность самореализации, но, одновременно, возникает подспудная угроза, что благодаря этим свободам, наберут силы и попытаются захватить командные высоты в обществе деструктивные силы. Так возникает проблема «негативных свобод».

Что имеется в виду под свободами «созидательными» и «негативными»? Взять постсоветскую Россию. Переход от социализма к капитализму не преследовал цели создания новых производительных сил. Реформы свелись к набору мер по быстрому обогащению отдельных групп населения. Ведущей свободой стала свобода выкачивание доходов из экономики вплоть до уничтожения «ненужных» с точки зрения получения быстрой прибыли отраслей. В результате некогда мощная промышленная и научная держава мира за считанные годы откатилась в «середнячки», и ныне мечтается хотя бы не скатываться дальше.

На этом список добровольно приобретенных негативных свобод не исчерпывается. К ним относится такая напасть, как повальное открытие вузов («университетов») в 1990-е годы. Университетами они прозывались потому, что там готовы были учить чему угодно — хоть психологии, хоть менеджменту с юриспруденцией. Если в СССР было 650 вузов, то в Российской Федерации их число увеличилось до 1,5 тысяч, не считая огромного числа филиалов. Откуда взялись преподавательские кадры и какого качества — лучше не вспоминать. Столь же лихо пеклись кандидаты и доктора наук. Налицо профанация высшего образования, которое было превращено в разновидность коммерческой деятельности. Но дело даже не деньгах и липовых дипломах и диссертациях, а в том, что были выпущены миллионы псевдоспециалистов, не пригодных ни к работе по специальности, ни к сколько-нибудь серьезной производительной деятельности вообще. Эта огромная масса «лишних людей» еще долго будет аукаться стране. Помимо низкой производительности их еще по выходе на пенсию кто-то должен будет содержать, а уже сейчас Пенсионный фонд трещит по швам. Если мы ныне живем за счет наследия наших отцов и дедов, создавших производительные силы страны, а также ими же разведанных и освоенных природных богатств, то новые производительные силы «специалисты» 90-х годов создать не смогут. А есть еще культура, мораль, которые также претерпели значительный урон. Такова цена негативных свобод того периода.

Остается констатировать: свободы в России стали величайшей спекулятивной игрой. Под флагом свободы воруют, совершаются действия похожие на национальную измену, разрушается экономика, наука, культура, растлевается молодежь. И самое «забавное», что подлинной демократии создать так и не удалось. Государство опять стало собственностью бюрократии, как это было при генеральных секретарях.

Свобода может быть «от чего-то» и «для чего-то». У нынешних либералов она чаще всего выступает в первом качестве: свобода от ответственности, от долга, от морали, от общества, от патриотизма… А во главу угла ставится эгоцентрический индивидуализм (я хочу!). Перефразируя Достоевского, можно сказать: широк либерал, сузить бы его. Правда, тогда он перестанет быть либералом, а станет демократом. Но это уже совсем иное качество. Впрочем, даже либерал Е. Гайдар понимал опасность вседозволенности. В статье «Построить Россию» он писал: «Легализация людей, открыто и публично презиравших законы и общественную мораль… — …была нравственной основой будущего переворота (1917 года)…Горький в "Несвоевременных мыслях", Зинаида Гиппиус в "Петербургских дневниках" хорошо показали прежде всего эрозию общественной нравственности, страшный рост вседозволенности, из которой и выросло чудовище тоталитаризма» (журнал «Открытая политика», № 1, 1994.). Констатация правильная, только почему-то относящаяся к прошлому, хотя либеральная политика конца 1980-х и 1990-х годов вполне соответствовала гайдаровскому умозаключению.

Свобода — коварная вещь. Для умных она во благо, для остальных — во вред. Свободы — благо, если этноэнергетика общества укрепляется, и трагедия, если они способствуют ее разрушению. Именно этот критерий развел демократов и левых (социалистов, коммунистов, анархистов), а также либералов и демократов, либерализм и демократию по разные стороны отношения к жизни.

Ратуя за всемерное расширение гражданских свобод (но не гражданских обязанностей!), либералы не понимают, где следовало бы установить границу свобод, какую грань не следует преступать. Вместо этого права доводятся до своей противоположности. В правах уравниваются энергетически сильные и полезные обществу элементы и социальный балласт.

С введением всеобщего права возникает ситуация, когда в органы власти все чаще выбирают не тех, кто вносит деньги на общественные нужды, а представителей тех, на кого они будут потрачены. После чего начинается раскрутка бюджетных расходов, государственный дефицит становится хроническим и, одновременно, все менее эффективным.

Пока гражданское общество здорово (чаще всего до тех пор, пока сохраняется избирательный ценз), оно контролирует негатив, но если оно слабеет, балласт начинает топить социум. Деграданты используют в качестве прикрытия идеологию либерализма («прав человека»), а также социализма, как общества всеобщего равенства. Это дискредитирует демократию, представляя ее как общество вседозволенности и социального паразитизма.

Либералы — это люди с правозащитным мышлением, а либерализм — де-факто правозащитная идеология, и в этом ценность либералов и либеральной идеологии, но, одновременно, их слабость. Вводить свободы особого ума не требуется. Государственный и социальный ум требуется, когда вслед за свободами вдруг вылезает огромное количество прежде задавленных проблем и деконструктивных тенденций. Российские либералы ни в 1917-м, когда после Февраля вошли во власть, ни в 1990-е годы с ними не справились. Но российские либералы быстро нашли выход из положения: во-первых, неудачи сваливаются на других, а во-вторых, их объявляют «объективными». Разваливается государство? Так это разваливается империя. Гибнет промышленность и сельское хозяйство? Значит, не выдерживают конкуренцию. Культурное пространство заливается низкопробной продукцией? Не нравится — не смотрите, не читайте. Ссылками на то, что разрушение культурно-моральных регуляторов есть, в сущности, выведение из строя иммунной системы общества истинного либерала не смутишь. Свобода превыше всего!