Валерий Шамбаров - «Пятая колонна» и Николай II

Неспокойно было не только в России. В 1903 г. вспыхнуло восстание против турецкого владычества в Македонии. И тут проявилась еще одна фигура, во многом необычная. Александр Иванович Гучков. Он происходил из очень богатой старообрядческой купеческой семьи, окончил Московский университет, пополнял образование историка и филолога в Венском, Берлинском, Гейдельбергском университетах. На общественном поприще он выдвинулся в 1891 г., когда в России случился неурожай и голод. Активно работал в комиссии по помощи пострадавшим, удостоился ордена, получил высокую должность в московской земской управе. Состоял в правлении ряда банков, торговых предприятий, возглавлял крупнейшее в России страховое общество «Россия».

Но в его поведении стала проявляться непонятная черта. Он буквально не пропускал ни одной «горячей точки»! В 1895 г. взял вдруг в московской управе отпуск и уехал на два месяца в Турецкую Армению, где произошло восстание против турок. Потом неожиданно забросил все дела и отправился на Дальний Восток, поступил служить в казачью сотню, охранявшую КВЖД. Поссорившись с местным начальником, уволился. На обратной дороге вместе с братом совершил путешествие — на лошадях преодолели 12 тыс. верст через Монголию, Тибет, Китай, Среднюю Азию.

В 1899 г. Гучков с братом Федором отправился на англо-бурскую войну, участвовал в боях на стороне буров. Александр Иванович был ранен, попал в плен к англичанам. Другой брат, Николай, выкупил его. Но Гучков тут же очутился в Китае, где разгорелось восстание ихэтуаней. А в 1903 г. у него уже была назначена свадьба. Но заполыхало в Македонии, и он вдруг объявил, что должен срочно ехать туда. Отправился почему-то через Турцию, проводил какие-то встречи, а потом прибыл в Болгарию. Его биограф В. И. Козодой в оправдание таких странностей выдвигал версию, не работал ли Гучков на русскую военную разведку? [98] Но в документах разведки нет ни малейших следов, что Гучков сотрудничал с ней. Зато есть другие сведения — по данным Н. Н. Берберовой, Гучков был масоном [9].

И представляется любопытным, что одновременно с ним восстанием в Македонии заинтересовалось другое неординарное лицо — Чарльз Ричард Крейн. Это был крупнейший промышленник из Чикаго, банкир и медиамагнат, один из основателей суперэлитного клуба «Джекил-Айленд», в котором состояли Морганы, Рокфеллеры, Вандербильты. В отличие от Шиффа, Крейн давно уже представлял себя другом России. Близко сошелся с приезжавшими в США статским советником Ростовцевым — будущим секретарем императрицы Александры Федоровны, министром связи Хилковым. (Кстати, по сведениям американского историка Р. Спенса, Ростовцев и Хилков тоже были масонами. Как и Крейн [98].)

С такими связями он организовал сверхвыгодное предприятие, стал хозяином российского филиала компании «Вестингауз», получил монополию на поставку воздушных тормозов для русских поездов, построил в нашей стране свои заводы. Но интересы Крейна к России не ограничивались бизнесом. Он являлся главным спонсором и покровителем Чикагского университета. По его настоянию сын президента этого учреждения, Сэмюэл Харпер, основал в университете центр по изучению России. По оценкам специалистов, это была первая в Америке неофициальная разведывательная организация, тесно связанная с госдепартаментом США.

Среди российских ученых и общественных деятелей выискивались перспективные фигуры. Одной из них стал видный социолог Максим Ковалевский — «отец» российского политического масонства, основатель лож Великого Востока в нашей стране. Его приглашали читать лекции в Чикагском университете. Еще одной сотрудницей Крейна стала признанная специалистка по Индии и Ближнему Востоку Зинаида Рагозина. Она стала в России информатором и агентом влияния Крейна. Через Рагозину он познакомился с художником и мистиком Николаем Рерихом.

Внимание американского олигарха привлек и чешский профессор Масарик, проповедовавший отделение Чехии от Австро-Венгрии. Его тоже стали приглашать в Чикаго, Крейн взял его под покровительство. А в 1903 г. мультимиллионер отправился в Европу, и здесь он встретился с русским профессором Милюковым, активистом «Союза освобождения». Крейну этот деятель понравился, они вместе совершили путешествие по разным странам. А потом чикагского мецената потянуло вдруг к восставшим македонцам, он поехал в Болгарию. В Софии встречался с лидерами повстанцев, давал им крупные суммы. Контактировали ли они с Гучковым? Таких фактов не зафиксировано. Но они там находились одновременно. София была еще небольшим, захолустным городом. Два богатых эксцентричных иностранца никак не могли не заметить друг друга…

Но вскоре ситуацию на Балканах заслонили другие события. В ночь на 9 февраля 1904 г. японцы без объявления войны нанесли удар по русскому флоту. План войны в Токио продумали очень грамотно. Силы России значительно превосходили Японию, но на Дальнем Востоке царь держал ограниченные контингенты. Невзирая на растущую напряженность, советники до последнего момента уверяли его, что Япония не осмелится напасть. А Транссибирская магистраль была еще не достроена. Оставался разрыв возле Байкала.

Японцы именно на это и рассчитывали — напасть внезапно, чтобы сразу же максимально ослабить русский флот. Захватить господство на море и быстро перебросить на континент все силы. Используя численное превосходство, разгромить Маньчжурскую армию. А дальше останется перемалывать русские соединения по мере их подхода и ждать, когда царь попросит о мире. Отчасти это удалось. В первых же операциях японцы сумели уничтожить или повредить ряд кораблей. Высадились в Корее и Маньчжурии, отбросили русские части, захватив незащищенный порт Дальний. Он стал прекрасной базой для переброски на континент войск и снабжения. На Маньчжурскую армию Куропаткина навалились две вражеских. Третья японская армия осадила Порт-Артур.

И как только началась война, Россия неожиданно очутилась в международной изоляции! Англия держала сторону Японии. Америка тоже подыгрывала ей. Турция закрыла для русских Босфор и Дарданеллы, не выпустила к театру боевых действий Черноморский флот. Франция считалась союзницей России, поощряла ее политику на Дальнем Востоке, давала советы царскому правительству ни в коем случае не идти на уступки японцам. Но, когда начались бои, французы вдруг заключили союз с Англией — «Антант кордиаль» («Сердечное согласие») [23].

Единственным другом как будто выступила Германия. Однако и этот друг оказался отнюдь не искренним. В Берлине и Вене считали выгодным, если русские посильнее увязнут на Востоке и тогда можно будет реализовать собственные замыслы — развязать войну на Западе. В обмен на «дружбу», то есть нейтралитет и согласие снабжать царские эскадры, немцы навязали России кабальный торговый договор на 10 лет. И в это же время германские и австрийские спецслужбы сотрудничали с японцами, передавали им разведывательную информацию [56]. А вся западная пресса дружно принялась издеваться над «позорными» поражениями русских, значительно преувеличивая их масштабы и потери. Это преподносилось как очевидное доказательство отсталости «царского режима», его неспособности эффективно управлять империей.