Валерий Шамбаров - «Пятая колонна» и Николай II

Ответ не давался, но очень прозрачно подразумевался. Правительство и «немецкая партия» преднамеренно подводят страну к революции, чтобы получить повод заключить сепаратный мир. А в качестве доказательств Милюков зачитывал выдержки из австрийской газеты «Нойе Фрайе пресс», германских «Берлинер Тагеблатт», «Кельнише цайтунг». Умело блефовал, показывая: ему известно гораздо больше, чем он говорит.

Разразился грандиозный скандал. Левого Милюкова неожиданно поддержал монархист Шульгин, повторив его доводы.

Другой депутат-монархист, Марков, пытался заступиться за честь царя и государыни, назвал председателя Думы Родзянко мерзавцем за то, что он допускает подобные речи. Но большинство парламентариев оказалось на стороне Милюкова. Маркова исключили из Думы на 15 заседаний. Зато оскорбленный Родзянко стал вдруг «героем». Ему посыпалась масса писем и телеграмм с поддержкой и сочувствием. Совет профессоров Петроградского университета в тот же вечер избрал его своим почетным членом, а на следующий день правительство Франции наградило его Большим орденом Почетного Легиона!

Речь Милюкова вызвала настоящий взрыв и по всей России. Публиковать ее в газетах запретили. Но ее распечатывали отдельными оттисками, и она миллионными тиражами распространялась по стране. Позже в своих мемуарах Милюков оправдывался, что стал жертвой обмана. Дескать, в Швейцарии ему подсунули подборку материалов люди, связанные с германской агентурой. Но это ложь. Ведь доказательства «измены» он сознательно брал из газет противника! Неужели популярный политик, профессор был настолько наивным, чтобы слепо подхватить вражескую пропаганду и вывалить ее с трибуны Думы? И не только он! Известно, что доклад Милюкова предварительно обсуждался на совещаниях лидеров Прогрессивного блока, одобривших его.

В воспоминаниях лгал и Гучков. Заявлял, будто сам он вообще стоял в стороне от Милюкова и не был причастен к его выступлению. Но массовое тиражирование его речи обеспечил именно Гучков, используя возможности ВПК. Через Рабочие группы привлекли рабочих типографий, грузчиков. Тюки с распечатками речи складировались в помещениях ВПК, их грузили на автомашины, отправляя на заводы, в другие города. Из киевского ВПК Терещенко рассылал их на фронт. В клеветнической кампании поучаствовали и те, кто представлял себя «монархистами», «черносотенцами». Несколько тюков забрал Пуришкевич, уезжавший на фронт с санитарным поездом.

Кстати, ключевой вопрос был поставлен Милюковым совершенно правильно — «глупость или измена»? Но обращать его следовало не к царю и не к правительству, а к оппозиции. Со стороны руководителей заговора осуществлялась измена. А доверие к их агитации становилось катастрофической глупостью. По сути, Милюков подал всем силам революции сигнал к началу штурма.

Любая внимательная и хотя бы мало-мальски объективная проверка фактов показывает: миф о Распутине имеет слишком мало общего с действительностью. Но создавали этот миф очень могущественные силы. Великий князь Николай Николаевич, Родзянко, Гучков, многочисленные либеральные газеты, в войну подключились и британская, и германская пропаганда. Кстати, впоследствии Милюков признал в мемуарах, что «Распутина у трона не было» и влияния на политику он не оказывал. Но если лидер кадетской партии знал это, значит, в своей речи 1 ноября 1916 г. он заведомо лгал — в чем и расписался [49].

А окружали Григория Ефимовича совершенно разные люди. Господь наделил его даром предвидения, но проявлялся этот дар далеко не всегда и независимо от его воли. Сестры-черногорки Милица и Стана, желая блеснуть перед царем, изначально представили ему Распутина именно как прозорливца. Но на вопросы Николая II он прямо ответил: «Царь-батюшка, да не умею я в будущее-то заглядывать». И людей «насквозь» он не видел, был по-детски доверчивым. Когда не стало Столыпина, за старцем снова установили наблюдение, а после покушения к нему была приставлена охрана, любые его контакты фиксировались. О. А. Платонов изучив все полицейские документы, составил полный список людей, встречавшихся с Распутиным, в нем тысячи имен [61].

Среди них были искренние почитатели, приходили к нему в гости, вели духовные беседы за чаем. Были больные, верившие в его помощь. Были многочисленные просители. Как раз те, кто верили слухам о «влиянии» Распутина, надеялись на его ходатайства в тех или иных делах. А он сохранял редкую доброту и простоту души. Кому нужно, давал деньги. Не отказывал и в ходатайствах. Но каких? Анна Вырубова вспоминала: «Григорий Ефимович, перебегая от одного к другому, безграмотной рукой писал на бумажках разным влиятельным лицам записки всегда почти одного содержания: “Милый, дорогой, прими” или “Милый, дорогой, выслушай”. Несчастные не знали, что менее всего могли рассчитывать на успех, прося через него, так как все относились к нему отрицательно».

Но в окружение Распутина затесались и проходимцы — князь Андроников, Манасевич-Мануйлов, купец Арон Симанович, выступавший ходатаем за евреев. Вот они-то изображали, будто способны проворачивать через Распутина любые дела, искали клиентов и брали за «помощь» немалую мзду. Но это было целиком на их совести (если таковая имелась). Сам старец оставался совершенно бескорыстным. Платы за исцеление не просил никогда. Если давали пожертвования — брал, но сразу же раздавал нищим, нуждающимся, сиротским домам, на монастыри и др. Юлия Ден, относившаяся к Распутину очень прохладно, свидетельствовала: «Жилье старца было весьма скромным, питался он довольно скудно, а вино ему приносили в качестве дара лишь в последний год его жизни… Григорий Ефимович жил и умер бедняком… Я видела лишь моральную сторону этого человека, которого почему-то называли аморальным».

Да, аморальное поведение, кутежи, женщины — все это оказывалось лишь домыслами. Его дочь Матрена вспоминала, что еще в 1892 г., когда он засобирался в свои странствия, «что-то произошло в его душе: он перестал пить, курить и есть мясо и ушел из дома». Он до самой смерти не ел мясную пищу. Водки (на которую потом начнут клеить этикетки с его фамилией) не пил вообще. Употреблял только виноградное вино (мадеру), редко и умеренно. Иногда его приглашали в рестораны, но и здесь он вел себя с редким достоинством. Англичанин Жерард Шелли, побывавший в России и оставивший мемуары «Пестрые купола», рассказывал: он присутствовал на званом вечере, провожали на фронт офицеров. Был приглашен и Распутин. Но он даже не притронулся к спиртному, а когда явились цыгане плясать по заказу устроителей, старец поднялся и с отвращением вышел. Шелли хотел познакомиться с ним, пошел следом, и Григорий Ефимович с горечью говорил ему: «Как печально! Как грустно за Россию! Вера и благочестие покинули душу. И воет она, как волк у ворот вымершей зачумленной деревни, пугая честных людей. Россия гибнет».