Сергей Кремлёв - Русская Америка. Слава и боль русской истории

Буквально за два дня до «репорта» Соловьёва — 26 июля прапорщик Шмалев получил подобный же «репорт» от «морехода и передовщика города Ваги Верховажской четверти Кьянской десятины дворцового крестьянина Ивана Коровина с товарыщи», вернувшегося с Уналашки и Умнака на судне «Святые живительноначальные троицы»…

Как видим, доклад губернатора Чичерина сообщал об открытии «неизвестных мест» не совсем точно — ко времени представления доклада русским людям, гордо именовавшим себя «передовщиками», эти места были известны уже неплохо. Но теперь то, что знали русские промышленники-охотники, стало «высочайше» известно и в русской столице. Реакция Екатерины была мгновенной. Она повелела Адмиралтейств-коллегии (президентом которой в то время был великий князь Павел Петрович, будущий император) снарядить «секретную» экспедицию для исследования, описания и закрепления за Россией новооткрытых островов. Официально замышляемое предприятие было названо «Экспедицией по описи лесов по рекам Каме и Белой».

УМНИЦА была всё же немецкая принцесса Софья-Фредерика Августа, ставшая в России императрицей Екатериной! Вот стиль её приказа: « Отправить немедленно, по своему рассуждению сколько надобно, офицеров и штурманов, поруча над оными команду старшему, которого бы знание в морской науке и прилежание к оной известно было ». Обращаю внимание читателей на оборот «по своему рассуждению сколько надобно»…

Сколько надобно!

И — по своему рассуждению!

Выбор пал на боевого командира бомбардирского судна «Юпитер» капитан-лейтенанта Петра Кузьмича Креницына, которого Екатерина тут же произвела в капитаны 2-го ранга и наградила золотыми часами. Помощником себе Креницын взял известного ему по общей боевой работе двадцатидвухлетнего мичмана Михаила Дмитриевича Левашова.

История экспедиции Креницына — Левашова оказалась непростой, а порой и трагичной… Часть судов её погибла ещё на переходе из Охотска к Камчатке, в том числе и командорская бригантина «Святая Елизавета». Однако в 1768 году Креницын, уже на галиоте «Святая Екатерина», и Левашов на гукоре «Святой Павел» дошли до Унимака — самого крупного из Алеутских островов и самого дальнего от России (но самого близкого к Аляске).

Неделя ушла на описание Унимака, осмотр аляскинских берегов и открытие узкого Исаноцкого пролива, отделяющего Унимак от материка. Затем капитаны разошлись для съёмок, а по окончании их зазимовали — Креницын на Унимаке, а Левашов на другом алеутском острове, Уналашке.

Закончилась тяжёлая, цинготная зимовка, во время которой умерло шестьдесят человек и среди них — первооткрыватель Уналашки Степан Глотов. Лето 1769 года прошло в новых съёмках. Была описана вся Алеутская гряда. И это были первые плавания европейцев в юго-восточной части Берингова моря. Кук тогда ещё грелся в водах Новой Зеландии, Лаперуз вообще был всего лишь строевым офицером в европейском французском флоте.

Увы, даже поэт путешествий Жюль Верн в своей толстенной «Истории великих путешествий», посвятив всего-то полторы страницы экспедициям Беринга и Чирикова, далее сообщает: «Путь был найден. По нему настойчиво устремились авантюристы, купцы, моряки. Совершённые ими открытия относились главным образом к Алеутским островам и Аляске».

И это — всё!

Удивительно, но Жюль Верн, умевший дать в своих романах целую галерею бескорыстных и благородных героев, отказал в благородстве и высоких помыслах русским «передовщикам». А ведь Андреян Толстых, Василий Шилов и их товарищи были деятельными купцами и отличными мореходами, но авантюристами они не были уже потому, что происходили из основательных российских мест.

Толстых был — да, купцом, но — отнюдь не стяжателем, а, скорее, мечтателем. Он искал неведомые земли, спасал потерпевших крушение товарищей и плавал на собственном судне с названием, говорящем о хозяине больше романов, — «Андреян и Наталья»… Это имя корабля, пожалуй, уникально в истории мирового мореплавания и по выразительности, и по силе взаимной любви… Впрочем, те же воды бороздило тогда и судно тотемского посадского, морехода Степана Черепанова под именем «Захарий и Елисавета», романтизм которого тоже налицо.

Иван Коровин и Иван Соловьёв уже в первых строках «репортов» давали объяснение цели своих походов, и это были не авантюрные цели, и не мелочные побуждения своекорыстных купчишек. Ссылаясь стандартно вначале на «ея императорскаго величества указ из Камчатской Большерецкой канцелярии» от такого-то числа, далее они писали о своих задачах схоже, но каждый — своими словами… Вчитываясь в эти строки, написанные отнюдь не мастерами художественного слова, поражаешься их простому величию и ощущаешь распирающую грудь гордость за нашу Россию, простые сыны которой могли выражаться так державно в силу русского чувствования и естественного русского патриотизма. Ведь не прапорщик Шмалев диктовал им эти слова, а сами их души и сердца…

Зачем уходил в бурный холодный океан Иван Коровин? А вот зачем: « для распространения Российской ея императорского величества империи и уповаемой государственной пользы к приращению высочайшего ея императорского величества интереса, к приведению в подданство под высоко самодержавную ея императорского величества руку живущего на сысканных морских островах неясашного народа в ясашный платеж, а особливо и ко изысканию некоторых полезно подобных к государству прибытков»…

Иван же Соловьёв писал: « для искания полезно добраго, к ползе государства, к распространению Российской ея императорского величества империи интереса, к промыслу зверей и для обыскания незнаемых островов и на них живущих неясашных народов приводу под высокосамодержавную ея императорского величества руку »…

И после этих многотрудных походов русские передовщики, набив «бобров», не отправлялись ведь в «европы» проматывать прибыли или спокойно «гоношить деньгу», а вновь уходили в новые многотрудные походы.

Во имя наживы?

Да нет — во славу России и ради могущества России.

А Пётр Креницын и Михаил Левашов? А их офицеры и матросы? Они были настоящими моряками и русскими патриотами, но и они авантюристами не были. Они шли к новым землям, открывали их для России и готовы были идти — через смерти — от открытых земель к землям ещё не открытым.

В 1770 году, перед новым походом, произошло несчастье… Креницын утонул в реке Камчатке — опрокинулся челнок. Заменив старшего товарища, дело экспедиции довёл до конца Левашов. И всё это было за восемь лет до появления в северных тихоокеанских водах первой западноевропейской экспедиции — экспедиции Кука, за пятнадцать лет до второй — экспедиции Лаперуза и за двадцать с лишком лет до плавания Ванкувера.