Иван Божерянов - Великая разруха Московского государства, 1598–1612 гг. [с иллюстрациями]

Историкъ И. Е. Забѣлинъ первый указалъ, что Нижній былъ ближе другихъ городовъ къ патріарху, и если объяснять движеніе Нижняго и другихъ городовъ на освобожденіе Москвы вліяніемъ центра государства, то необходимо это движеніе приписать вліянію посланія Гермогена именно въ Нижній, а совсѣмъ не грамотамъ Троицкаго монастыря, о чем говорили со слов «Сказанія» Авраамія Палицына, будто бы второе освободительное движеніе городовъ началось въ Нижнемъ, благодаря этимъ грамотамъ. Забѣлинъ, напротивъ, склоненъ даже отрицать значеніе монастыря, который былъ въ сношеніяхъ съ подмосковными казаками.

Но безъ этихъ сношеній лавра не могла обходиться, такъ какъ другого правительства не было, кромѣ казачьяго, а у Троицкаго монастыря во владѣніи было до 1000 селъ. Во главѣ лавры стоялъ архимандритъ Діонисій, любимецъ Гермогена, человѣкъ умный и высоко религіозный, и его дѣятелность должна быть поставлена въ ряду лучшихъ людей этой эпохи. Между прочимъ Діонисій еще при жизни Ляпунова посылалъ по городамъ грамоты, въ которыхъ говорилъ: «Сами знаете, что всякому дѣлу одно время надлежитъ, безвременное же всякому дѣлу начинаніе суетно и бездѣльно бываетъ, хотя бы и были въ вашихъ предѣлахъ какія неудовольствія, для Бога отложите все это на время, чтобы всѣмъ вамъ сообща потрудиться для избавленія православной христіанской вѣры, пока къ врагамъ помощь не пришла. Смилуйтесь, сдѣлайте это дѣло поскорѣе, ратными людьми и казною помогите, чтобы собранное теперь здѣсь, подъ Москвою, войско отъ скудости не разошлось».

Рис.: Спасо-Преображенскій монастырь въ Нижнемъ-Новгородѣ.

Шайки поляковъ и казаковъ рыскали по городамъ и селамъ, грабя все, что осталось еще неразграбленнымъ. Къ довершенію всего насталъ такой голодъ, что «люди людей ѣли», по выраженію лѣтописца. «Очистить землю» было общею мыслью, передъ которой блѣднѣли всѣ другіе сословные или личные интересы. Города переписывались, стараясь вмѣстѣ, «сообща» поднять народъ и двинуть войска на освобожденіе земли русской на освобожденіе своихъ святынь, находившихся въ Кремлѣ. Насколько Кремль съ его святынями затрагивалъ чувства русскихъ людей, видно изъ того, что народъ плакалъ, когда въ Нижнемъ-Новгородѣ (гдѣ воеводою былъ князь Звенигородскій) протопопъ Савва, собравши жителей въ мѣстный соборъ, обратился къ нимъ съ рѣчью, чтобы «утвердиться на единеніи и чтобы постоять за чистую, непорочную Христову вѣру и за святую соборную церковъ Богородицы и за многоцѣлебныя мощи московскихъ чудотворцевъ».

Простой мужикъ, Кузьма Мининъ Сухорукъ, торговецъ мясомъ, избранный въ число земскихъ старостъ, подъ вліяніемъ только что слышаннаго, сказалъ глубоко-прочувствованную рѣчь: «Православные люди! коли хотимъ помочь Московскому государству, не пожалѣемъ достоянія нашего, дворы свои продадимъ, женъ и дѣтей заложимъ, станемъ челомъ бить, искать, кто бы вступился за истинную православную вѣру и сталъ бы у насъ начальникомъ».

Рис.: Знамя кн. Пожарскаго, хранящееся въ Оружейной палатѣ.

Стали собирать приношенія; давали «третью деньгу», т.-е. третью часть имущества, какъ порѣшилъ міръ. Когда денегъ набрали достаточно, постановили сыскать воеводу. По указанію Минина, выбрали князя Дм. Мих. Пожарскаго, который жилъ въ 100 верстахъ отъ Нижняго въ своей вотчинѣ, лѣчась отъ ранъ, полученныхъ полгода тому назадъ подъ Москвою. Когда посланные изъ Нижняго явились къ Пожарскому, то онъ сперва отказывался, но, въ концѣ-концовъ, согласился, съ тѣмъ условіемъ, чтобы кто-нибудь изъ посадскихъ людей вѣдалъ въ ополченіи хозяйственную часть — «у того великаго дѣла былъ и казну собиралъ»; при чемъ указалъ на Минина. Недостатокъ военной силы и денегъ заставилъ нижегородцевъ написать окружную грамоту къ другимъ городамъ, въ которой были изложены основныя правила гермогеновской грамоты, т.-е. дѣйствовать отдѣльно отъ казаковъ и противъ казаковъ. На призывъ нижегородцевъ откликнулось много городовъ, и первою была Коломна.

Вѣсть о новомъ ополченіи дошла до Кремля, откуда московскіе бояре, сидя взаперти, увѣщавали народъ, грамотами въ Кострому и Ярославль, быть вѣрнымъ Владиславу и грозили вмѣстѣ съ поляками патріарху, чтобы онъ убѣдилъ нижегородцевъ тоже остаться вѣрными Владиславу. Но Гермогенъ былъ непреклоненъ и сказалъ: «Да будетъ надъ ними милость отъ Господа Бога и отъ нашего смиренія благословеніе». Таковы были послѣднія слова патріарха, которому поляки перестали спускать въ подземелье пищу, и онъ 17 февраля 1612 г. скончался мученически, голодною смертью.

Ополченіе изъ Нижняго двинулось въ мартѣ 1612 г. по дорогѣ въ Ярославль, куда оно пришло въ началѣ апрѣля и оставалось здѣсь до августа мѣсяца. Во время похода князь Д. М. Пожарскій заѣхалъ въ Суздаль, чтобы здѣсь поклониться въ Спасо-Евѳиміевскомъ монастырѣ гробамъ своихъ прародителей, среди которыхъ впослѣдствіи онъ былъ погребенъ и самъ.

Пожарскій медленно подвигался къ Москвѣ, въ долгой стоянкѣ въ Ярославлѣ послѣдовало обвиненіе его со стороны Палицына, но оправданіе Пожарскаго заключалось въ томъ, что онъ не одинъ управлялъ войскомъ.

Рис.: Гермогенъ отказывается запретить ополченіямъ итти на освобожденіе Москвы.

Въ войскѣ былъ земскій соборъ, что ясно видно изъ грамоты отъ 7 апрѣля въ города, въ которой князь проситъ прислать ему выборныхъ «для Царскаго сбиранія». Что Пожарскій хотѣлъ еще въ Ярославлѣ, чтобы былъ выбранъ государь, объ этомъ сказано въ одной изъ его грамотъ городамъ: «Сами, господа, вѣдаете, какъ намъ стоять безъ государя противъ общихъ враговъ, польскихъ и литовскихъ и нѣмецкихъ людей и русскихъ воровъ». Бывшій земскій соборъ при Пожарскомъ не оставилъ ясныхъ послѣ себя слѣдовъ, но можно предположить, что онъ состоялъ изъ трехъ сословій: духовнаго, служилаго и тяглаго.

Рис. Подпись кн. Пожарскаго и его печать.

14 августа 1612 г. ополченіе народное подъ предводительствомъ князя Пожарскаго прибыло къ Троицкому монастырю, гдѣ было встрѣчено архимандритомъ Діонисіемъ со всею братіей и расположилось тутъ послѣднимъ до Москвы станомъ. 20 августа вечеромъ ополченіе подошло къ Москвѣ и, не доходя 5 верстъ, расположилось на р. Яузѣ на ночлегъ. Князь Трубецкой присылалъ звать Пожарскаго въ свой станъ, а на слѣдующій день пріѣхалъ къ нему и самъ съ тѣмъ же зовомъ, но получилъ въ отвѣтъ: «Намъ вмѣстѣ съ казаками отнюдь не стаивать». На это казаки озлобились и, какъ говоритъ лѣтопись: «нелюбы стали держать, что къ нимъ въ таборъ не пошли», на Пожарскаго, Козьму Минина и на ратныхъ людей.