Александр Рабинович - Большевики приходят к власти

Такие же настроения были и у высших руководителей «Военки», в том числе у Николая Подвойского и Владимира Невского, большевиков с большим стажем. Тридцатисемилетний ветеран уличных боев с правительственными войсками в 1905 году Подвойский имел репутацию ультрарадикала. Он, как говорили, первым сразу же после свержения царя заявил, что «революция не окончилась; она только начинается». Невский родился в Ростове-на-Дону, блестяще учился на естественнонаучном факультете Московского университета (в 20-е годы он заявит о себе как историк русского революционного движения). Вместе с Подвойским он участвовал в первых боевых группах и военных организациях большевистской партии. В мемуарах, относящихся к его деятельности в 1917 году, Невский неизменно хвастается независимостью и радикализмом руководства тогдашней «Военки» и своим активным участием в организации июльского восстания. По его словам, 4 июля руководители Военной организации ждали от ЦК сигнала, «чтобы довести дело до конца»29.

Спустя несколько часов после возвращения Ленина в Петроград в особняке Кшесинской стало известно о двух новых факторах, сыгравших в конечном итоге решающую роль. Во-первых, ЦК узнал, что беспомощность правительства, нежелание частей гарнизона поддержать правительство или Советы, угроза, возникшая в связи с прибытием крондштадтских моряков к Таврическому дворцу, рост анархии и числа кровавых стычек на улицах заставили ЦИК и ИВСКД обратиться к войскам на фронте с призывом восстановить порядок. Отвечая на этот призыв, контролируемые меньшевиками и эсерами армейские комитеты Северного фронта приступили к формированию смешанных отрядов для немедленной отправки в столицу. Во-вторых, до большевиков дошли сведения, что высокопоставленные лица в правительстве пытались настроить войска гарнизона против большевиков, обвинив Ленина в организации июльского восстания по указанию враждебной Германии.

Обвинение Ленина в том, что он германский агент, было не новым. Правая печать открыто высказывала его со времени возвращения Ленина в Россию через Германию (известная оппозиция Ленина войне делала его особенно уязвимым). Временное правительство начало, очевидно, расследовать возможность существования тайного сговора большевиков с противником в конце апреля после того, как германский агент, некий лейтенант Ермоленко, обратился в русский генеральный штаб и на допросе показал, что Ленин является одним из многих действующих в России немецких агентов. Это случилось примерно в дни Апрельского кризиса, как раз тогда, когда большевики стали серьезно досаждать Временному правительству. Вполне вероятно, что члены кабинета министров были склонны верить этому показанию. Во всяком случае, перспектива дискредитации большевиков в глазах масс выглядела очень привлекательной. Поэтому троим членам кабинета министров — Керенскому, Некрасову и Терещенко — поручили всячески содействовать расследованию. К делу были подключены несколько следственных служб в Петрограде и на фронте. Специальная служба контрразведки при Петроградском военном округе, по-видимому, направила основные усилия на фабрикацию дела против большевиков. Служба прослушивала, например, телефонные разговоры руководителей партии и держала их под наблюдением — и все это при самой активной поддержке министра юстиции Павла Переверзева, который якобы заявил, что только служба контрразведки может спасти Россию30.

Ныне известно, что вовремя первой мировой войны немцы потратили значительные суммы денег на подрывную деятельность в России и что часть этих денег была выделена специально большевикам31. Имеющиеся по этому вопросу сведения указывают, однако, на то, что большинство большевистских руководителей, не говоря уже о рядовых членах партии, ничего не знало об этих субсидиях. Хотя сам Ленин, видимо, знал о «немецких деньгах», нет никаких свидетельств того, что эти деньги как-либо повлияли на его позиции или политику партии32. В конечном счете эта помощь не оказала существенного влияния на исход революции. Что касается июльских событий, то утверждение о том, что восстание было инспирировано Лениным вместе с немцами, явно беспочвенно. Как мы уже видели, с середины июня Ленин делал все возможное для того, чтобы предотвратить восстание.

В дни июльских событий официальное расследование немецких связей Ленина не было закончено. Однако, поскольку правительство находилось явно на грани падения, сотрудники службы контрразведки сознательно решили действовать активнее. Они составили план использования уже собранных по делу обвинительных материалов для того, чтобы убедить сохранявшие нейтралитет части гарнизона не только в том, что большевики получали деньги от немцев, но и в том, что уличные демонстрации также направлялись Германией. В случае удачи они рассчитывали на то, что гарнизонные части выделят войска, необходимые для защиты правительства, восстановления в городе порядка и проведения арестов большевиков. План был представлен Переверзеву, и он его одобрил. Обосновывая несколько дней спустя свое решение, министр юстиции разъяснял: «Я сознавал, что сообщение этих сведений должно было создать в сердцах гарнизона такое настроение, при котором всякий нейтралитет станет невозможным. Мне предстояло делать выбор между предполагавшимся (когда неизвестно) окончательным выяснением всех корней и нитей грандиозного преступления и немедленным и верным подавлением мятежа, грозившего ниспровержением власти»33.

Вечером 4 июля служба контрразведки пригласила представителей нескольких полков гарнизона в генеральный штаб и вкратце ознакомила их с делом Ленина. Все, кто присутствовал при этом, единодушно отмечали, что разоблачительные материалы буквально шокировали солдат. Что касается сотрудников контрразведки, то достигнутый эффект так воодушевил их, что они решили часть собранных фактов передать в печать. Поскольку руководство контрразведки опасалось, что обвинительный материал против Ленина, исходящий непосредственно от правительственного ведомства, может вызвать подозрения, оно в спешном порядке завербовало двух «возмущенных граждан» — бывшего представителя большевистской фракции в Думе Г.Алексинского и эсера В.Панкратова, поручив им подготовить для немедленной передачи в печать заявление по поводу предъявляемых обвинений34.

Следует подчеркнуть, что служба контрразведки, министр юстиции, а позднее Алексинский и Панкратов действовали без санкции кабинета министров. Как выяснилось впоследствии, министры Некрасов, Терещенко и Львов, будучи вполне уверены в дни июльского восстания в том, что большевики действительно получали деньги от немцев, в то же время считали, что имевшиеся в их распоряжении факты против Ленина недостаточны и преждевременное их разглашение лишит следствие всякой возможности подкрепить обвинение35. Вечером 4 июля Львов лично обратился во все газеты с просьбой снять материалы с обвинениями против Ленина36. Конечно, уже невозможно было остановить информацию, переданную представителям воинских частей. Распространение сведений об обвинениях, выдвинутых против Ленина, а также расползавшиеся слухи о движении крупных воинских частей с фронта сделали свое дело. 5 июля в час ночи полки, ранее сохранявшие нейтралитет, направились к Таврическому дворцу, где заседали ЦИК и ИВСКД, чтобы выразить свою поддержку руководству Советов и правительству. Едва острота кризиса спала, исполкомы Советов сразу же приняли резолюцию, обещающую «поддержать то, что осталось от Временного правительства». Резолюция потребовала также созыва в трехнедельный срок совещания с участием местных советов для принятия окончательного решения о составе будущего кабинета и о создании советского правительства37.