Александр Рабинович - Большевики приходят к власти

Одной из первых акций Керенского после вступления 8 июля на пост премьер-министра явилось, вероятно, подсказанное Савинковым и Филоненко назначение Корнилова главнокомандующим Юго-Западным фронтом. Здесь давление противника ощущалось сильнее всего, а разложение русских войск было наибольшим. Корнилов не терял времени, чтобы подтвердить свою репутацию человека твердых и решительных действий. В день принятия командования он в составленной Завойко телеграмме Керенскому потребовал санкционировать смертную казнь для дезертиров, причем в таких угрожающих выражениях, что Савинков был вынужден вмешаться и настоять на изменении текста послания27. Наследующий день, не дожидаясь ответа Керенского, Корнилов приказал своим командирам применить пулеметы и артиллерию против отступавших без приказа частей28.

Керенский и без предупреждений Корнилова понимал всю серьезность военного положения России и необходимость крутых мер для того, чтобы остановить толпы русских солдат, стремительно и в беспорядке покидающих окопы. Еще до получения телеграммы Корнилова Керенский 9 июля издал приказ всем командирам открывать огонь по воинским частям, отступающим без официального распоряжения. Через три дня по рекомендации Керенского Временное правительство в целях поддержания дисциплины на фронте официально ввело смертную казнь. Между тем свидетельства усилий Корнилова по оказанию давления на правительство, наверное, стараниями изобретательного Завойко просочились в печать. Репортажи в националистических газетах Петрограда внушали читателям, что Корнилов все время требовал от правительства санкций на осуществление суровых мер с целью восстановления дисциплины в армии (что было правдой), а Керенский с неохотой уступал этому нажиму (что не соответствовало действительности). В итоге акции Корнилова у правых резко повысились, а правительства — соответственно упали. А вот в массах образ Корнилова как главного символа контрреволюции укрепился еще больше.

16 июля Керенский (в сопровождении министра иностранных дел Терещенко, а также Савинкова и Филоненко) встретился в Ставке в Могилеве с представителями русского высшего военного командования. Это чрезвычайное совещание было созвано по распоряжению Керенского для того, чтобы совместно оценить военную ситуацию на всех фронтах в связи с успешным контрнаступлением противника и рассмотреть возможности прекращения развала армии. Ввиду чрезвычайно шаткого положения на Юго-Западном фронте Корнилову разрешили остаться на месте и свой доклад совещанию передать по телеграфу; почти все остальные высшие русские генералы присутствовали. В их числе: верховный главнокомандующий генерал Брусилов, главнокомандующий Западным фронтом генерал Деникин, с Северного фронта — генерал Клембовский, а также генералы Рузский и Алексеев, временно не имевшие постов29. Как и ожидалось, все эти генералы открыто высказали свою горечь по поводу тех перемен, которые революция внесла в армию. Один за другим они резко упрекали Совет, Временное правительство и лично Керенского за то, что они способствовали гибели армии. Главными объектами генеральского гнева являлись некомпетентные комиссары и постоянно растущее число всевозможных жаждущих власти комитетов, которые, по их мнению, подрывали авторитет офицеров и непрерывно вмешивались в военные операции. Один главнокомандующий фронтом заявил, что в армии не может быть двоевластия. Армия должна иметь единого начальника и единую власть. Генерал Брусилов четко сформулировал то особое значение, которое присутствующие генералы, видно, придавали возрождению армии. Он, в частности, сказал: «Затруднения, испытанные Временным правительством в Петрограде, все бедствия России имеют одну причину — отсутствие у нас армии»30.

В словах генералов сквозило не высказанное прямо убеждение, что непорядки в армии являются главным образом следствием практиковавшейся правительством вседозволенности и что, следовательно, только введение строгой дисциплины среди рядового состава вместе с соответствующими законодательствами и административными санкциями восстановят боеспособность армии. Генералы дали ясно понять, что если Керенский не пожелает действовать решительно и без промедления в данном направлении, то они будут вынуждены взять это дело в собственные руки. Самую длинную и взволнованную речь произнес генерал Деникин, энергичный, молодой, отмеченный многими наградами герой начального этапа войны, который вслед за обвинениями в адрес Керенского и жалобами на положение, сложившееся в армии после Февральской революции, выдвинул целый ряд категорических, одобренных большинством его коллег требований, которые правительству надлежало тотчас же провести в жизнь. Деникин настаивал на предоставлении генералам полной свободы действий во всех военных вопросах. Он потребовал немедленной ликвидации института комиссаров и демократических комитетов, отмены Декларации прав военнослужащих31, восстановления прежнего полновластия офицеров, введения высшей меры наказания, использования особых военных судов для укрепления дисциплины в тыловых частях и полного запрета на политическую деятельность в армии — словом, не только возврата к прежним порядкам в подразделениях на фронте, но и распространения репрессий на армейские части, дислоцированные по всей территории России. Помимо этого, Деникин потребовал создания специальных карательных отрядов для утверждения, в необходимых случаях, власти командиров силой.

Один из присутствовавших 16 июля на совещании в Ставке рассказывал, что Керенский слушал обвинения Деникина в безмолвном потрясении, обхватив руками склоненную над столом голову, а Терещенко был взволнован до слез этими тягостными сообщениями32. Впоследствии генерал Алексеев в дневнике записал: «Если можно так выразиться, Деникин был героем дня»33. По сравнению с докладом надменного Деникина отчет Корнилова совещанию был сравнительно мягким, вне всякого сомнения потому, что в то время Завойко отсутствовал и доклад готовился не без влияния Савинкова и Филоненко34. О том, что Корнилов в основном думал так же, как и Деникин, свидетельствовала телеграмма, посланная Корниловым Деникину сразу же после получения текста выступления последнего. В телеграмме, в частности, указывалось: «Под таким докладом я подписываюсь обеими руками…»35

Хотя телеграфный отчет Корнилова и подтверждал необходимость восстановления прежнего положения и дисциплинарной власти офицеров, строгого запрета на политическую деятельность в вооруженных силах, введения смертной казни и особых судов в тылу, в нем в то же время давалось понять, что определенную ответственность за нарушения дисциплины и порядка несут и командиры. Корнилов даже потребовал чистки офицерского корпуса. В противоположность безоговорочному осуждению остальными генералами комиссаров и комитетов Корнилов обошел молчанием проблему вмешательства гражданских лиц в военные дела. Более того, он фактически предложил усилить роль комиссаров (несомненный признак влияния Савинкова). И наконец, настаивая на четком определении и значительном сужении сферы компетенций демократических комитетов, Корнилов, в отличие от своих коллег-командующих, не требовал их немедленной ликвидации36.