Владимир Сафир - Первая мировая и Великая Отечественная. Суровая Правда войны

2-я Ржевско-Сычевская операция «Марс»(ноябрь-декабрь 1942 г.).

В этой грандиозной по своим масштабам операции было задействовано сил в 1,5-2,5 раза больше, чем на трех фронтах в районе Сталинграда при начале битвы: — 1900 тыс. человек (в Сталинграде чуть более 1 млн. — в 1,9 раза больше), 3300 танков (1400, в 2,4 раза), 24 000 орудий (15 тыс., в 1,6 раза) и 1100 самолетов (900, в 1,2 раза).

Начатая 25 ноября 1942 г. операция «Марс», превратившаяся в кровавую бойню по причине крайне низкого уровня оперативного руководства Жукова, к середине декабря окончательно выдохлась и была прекращена. Георгий Константинович провел ее как умел в полном соответствии со своим полководческим дарованием. Действовать иначе он физически не мог (так как это была сложная наступательная (!) операция), не жалел людских и материальных ресурсов, не учитывал погодные и неблагоприятные условия местности, полагаясь на давление по всему фронту и лобовые действия мощных бронетанковых соединений.

Вот ошеломляющие данные о потерях советских войск — около 500 000 убитых, раненых и пленных, 1700 подбитых танков (т.е. больше, чем их было первоначально задействовано в Сталинградской операции «Уран»). Пытаясь сохранить девичью честь «непобедимого» маршала, итоги битвы «Марс» советская историография до сих пор практически нигде не приводила. Нет упоминания об этой битве ни в одном из томов Военной энциклопедии. Не вспомнили бы и мы, но во всех этих трагических событиях были задействованы живые люди, поэтому молчать в угоду необоснованного восхваления Жукова, о гибели из-за неправильных действий «Маршала Победы» сотен тысяч наших воинов я, как и все порядочные люди, не намерен.

В пространных «Воспоминаниях» Жуков отвел этой кровопролитнейшей операции всего полторы странички, из них более чем на половине текста подробно излагаются только задачи предстоящего сражения. «Сказав несколько слов» [144](?) об этой операции, Жуков умолчал о масштабности и результатах боевых сражений. Весь акцент был сделан на действия только 1-го мехкорпуса генерала М.Д. Соломатина, который действительно героически сражался до конца.

Всего же в ожесточенных боях были задействованы войска шести армий — 22-й, 20-й, 29-й, 31-й, 39-й и 41-й, прорвавшихся в оперативную глубину. Популярно объясняя читателям, что корпус Соломатина «остался в окружении» и его «удалось вывести», дальше Жуков сообщает, что бойцов и офицеров «пришлось тут же отвести в тыл на отдых...».

Давайте вместе усомнимся очередной раз в искренности Г.К. Жукова и попробуем уточнить, что же на самом деле произошло с окруженным корпусом, что «удалось вывести» и кому перепало-таки «отдохнуть».

Не получив необходимой помощи от Жукова и командарма-41 Ф.Г. Тарасова (в неравном противоборстве с 1-й танковой дивизией немцев комкор просил поддержать его действиями 47-й и 48-й мехбригад), и оказавшись в связи с этим в безвыходном положении, М.Д. Соломатин в ночь с 15 на 16 декабря предпринял отчаянную попытку прорваться. «...Сократив периметр обороны, он уничтожил оставшуюся бронетехнику и тяжелое вооружение и стал пробиваться на запад с остатками пехоты. Прорвав огненное кольцо, Соломатин спас все, что мог из состава своего корпуса и действовавших вместе с ним частей 6-го стрелкового корпуса Попова. Цена, однако, была очень высокой... Соломатин докладывал, что 8 000 из 12 000 его бойцов были ранены или убиты и большинство из более чем 200 танков корпуса уничтожены и брошены при отходе» [145]. Короче — как боевая сила корпус перестал существовать.

Для полноты картины приведем еще один пример, характеризующий «оперативное обеспечение» наступательных действий наших войск под руководством Жукова (в «Воспоминания» можно не заглядывать — его там нет). «...Ночью 25-го ноября и утром 26-го, в то время, когда пехотинцы Мухина (247 сд — B.C.) и Берестова (331 сд — B.C.) напрягали все силы, чтобы расширить плацдарм (на р. Вазуза — B.C.), части второго эшелона и силы, предназначенные для развития успеха, пошли вперед. Под непрерывным огнем германской артиллерии более 200 танков, 30 000 пехотинцев и 10 000 кавалеристов, сопровождаемые обозами, упорно продвигались по единственным двум дорогам, ведущим к берегу. Поскольку обе дороги подвергались беспощадному артиллерийскому обстрелу, последствия нетрудно было предсказать. Хаос царил величайший. Предназначенная для усиления пехота и танки 8-го ск образовали пробки в местах переправы через Вазузу... Это была невыполнимая задача(выделено мной. — B.C.). Ожесточенные и беспорядочные бои стоили 6-му танковому корпусу почти всех оставшихся танков, но основная часть личного состава корпуса все же вырвалась из окружения...

Жуков был горько разочарован. За пять дней ожесточенных боев 20-я армия Н.И. Кирюхина потеряла более 30 000 человек и 200 танков. Потери 31-й армии (командарм B.C. Поленов — В.С.) были столь же тяжелы... За три дня интенсивных боев германские силы прорвались в тыл 41-й армии и окружили ее основные силы к юго-востоку от Белого... войска оказались в ловушке...

Новый акт развивающейся драмы начал разыгрываться на вазузском плацдарме утром 11 декабря... Ожесточенная атака за два дня непрерывных, беспощадных и кровопролитных боев стоила двум корпусам (5-му и 6-му ТК — B.C.) потерь около 200 танков. Несмотря на это, Жуков и Конев настаивали на продолжении наступления... пока к 15 декабря войска не выдохлись из-за полного истощения. К этому времени все, от рядового солдата до самого Жукова, осознали близость поражения. Если кровавая баня у Вазузы еще не убедила их, то судьба корпуса Соломатина заставила это осознать... К середине декабря операция «Марс», превратившись в кровавую бойню, окончательно выдохлась»(выделено мной. — B.C.) [146] .

Это был полнейший провал, как результат встречи умеющего обороняться Моделя с не умеющим грамотно наступать Жуковым.

Если бы Гареев в своих работах нашел место для объективного и честного анализа Ржевско-Вяземской операции и абсолютно проваленной Жуковым грандиозной битвы «Марс», то мало вероятно, чтобы он подверг сомнению наши данные графологических оценок каллиграфии полководческого почерка Жукова. Но так как он, уже слишком своеобразно трактуя «логику исторических событий», по сути, занялся историографическим подлогом, изъяв из разбора целый пласт важнейших эпизодов и битв, являющихся неоспоримыми «вещдоками» в затеянном им ненужном споре, то получается, что его, гареевский «критический подход» и попадает под раздел «домыслов»!

Но это еще не все. Осталась (для данной статьи) Берлинская операция, в ходе рассмотрения которой мне есть что возразить Гарееву и есть что опровергнуть из его тенденциозных утверждений и оценок.