Александр Беляков - Сталинский маршрут

Сталин наш, и мы безраздельно принадлежим ему!

Мы, советские летчики, клянемся партии, правительству, народам нашей прекрасной родины, что за Сталина мы отдадим себя целиком без остатка!

Незадолго до начала империалистической войны в одном из русских журналов была помещена такая карикатура: кусок северного полушария, над ним реют монопланы, бипланы, планеры, дирижабли, а поодаль стоит в лапотках мужичок, ковыряет в носу и чуть-чуть изумляется.

«Ишь, все нации полетели, — гласит подпись под рисунком. — Надоть и мне каким ни на есть пузырем обзаводиться».

Клеветнический характер этого текста для советского читателя совершенно очевиден. Спору нет, царская Россия была отсталой страной, отставая, в частности, и по авиации. Но причем здесь, собственно говоря, народ? Ссылка на мужичка — и не только в карикатурах, но и всюду, во всех случаях жизни — нужна была российской буржуазии для того,! чтобы оправдывать собственную дикость, жадность и подлость.

Трусливая российская буржуазия не только не желала летать сама, но и трепетала при одной мысли, что кто-то где-то когда-то может подняться в воздух и начать свободное парение выше ее лабазов и ларей, выше складов и банков, особняков и церквей. Довольно с простого народа, что в грозовые дни грохочет на своей колеснице библейский Илья-пророк, — других гроз не надо, упаси боже. Когда же русские авиаторы все же в конце концов появились и начали свои первые полеты, балаганный шут Марков-второй — черносотенец, депутат Государственной думы — четко сформулировал опасения буржуазии, заявив с думской трибуны:

— Раньше чем разрешать полеты обывателям, надо, чтобы полицейские чины научились летать, иначе получится беспорядок!

Так, еще не имея, по сути дела, никакой авиации, бездарные правители уже спешили монополизировать право на авиацию, заранее покорить опасный для царизма воздух и вообще «держать и не пущать», как держали и не пущали до этого на суше и на море.

Нужна была Великая Октябрьская социалистическая революция, чтобы авиация, как и все остальное — заводы и фабрики, дворцы и усадьбы, школы и музеи, искусство и культура, — смогла стать подлинно народной, сделаться не только защитой народа, но и его гордостью, его красой.

Сейчас, когда наша великая Родина стала могущественнейшей воздушной державой, когда основные международные рекорды — а дальность, скорость и высоту полета — держит именно наша советская авиация, почти забыты отдельные замечательные перелеты, вроде перелета по городам Западной Европы или перелета Москва — Пекин. А ведь среди летчиков, уверенно ведших по этому маршруту наши воздушные корабли, были и такие, как В. В. Осипов, до революции бывший обыкновенным пастухом.

Сбылись опасения Маркова-второго. Пастухи и батраки, рабочие-металлисты и рабочие-деревообделочники, грузчики и прокатчики, шахтеры и торфодобытчики, стрелочники и смазчики железнодорожных составов, крестьяне и крестьянские дети, словом, люди труда самых разнообразных профессий, люди, выросшие в народных низах и кровно связанные с этими низами, они, а не барчуки и купчики, овладев сложной авиационной техникой, режут острым крылом послушных машин атмосферу, стратосферу! Отсюда, из низов народных, выходили и выходят герои, смелые и бесстрашные, решительные и стойкие, хладнокровные и в то же время пылкие, пламенеющие энтузиазмом, крылатые люди, покоряющие воздух не просто славы ради, а для народа, в интересах народа, во имя его благополучия, здоровья и счастья…

При каждом взлете каждый советский летчик — будь то прославленный герой или же молодой учлет — одинаково чувствует за собой могучую поддержку своего великого 170-миллионного народа, своей большевистской партии Ленина — Сталина, своего советского правительства. Мысль о народе, о партии, о коммунизме вдохновляет каждого советского пилота в любом из его полетов.

Как всегда, стремительно вращается винт, он гонит под крылья уплотненный воздух, и воздух держит твою машину. Но есть и другая атмосфера — то атмосфера всеобщей, всемерной поддержки, заботы, сочувствия и внимания.

И как депутату Верховного Совета СССР, и как пилоту, имеющему некоторые достижения, мне то и дело пишут письма мои избиратели, особенно молодые избиратели, желающие посвятить себя делу советской авиации. Что влечет к ней этих молодых людей? Опасности, связанные с летной профессией? Нет, не опасности, ибо в подавляющем большинстве — это отнюдь не искатели приключений. Тогда, быть может, слава, честолюбие? Нет, они не честолюбивы. Что же? Любовь к родной стране, к родному народу, беззаветная готовность отдать себя делу народному, делу партии Ленина — Сталина — вот что влечет их, определяет их мысли и поступки!..

Авиацию наш народ любит горячо и бескорыстно, как самого лучшего друга. Она, авиация, и есть такой друг, готовый защищать свой народ, служить ему, беречь его. С великим энтузиазмом работают наши летчики на севе, на борьбе с малярийным комаром и саранчой, на рыбных путинах и поисках морского зверя, на проводках ледоколов и при спасении погибающих. Прекрасный, благородный, возвышающий человека труд!

Вспомним замечательную челюскинскую эпопею. Не только наша страна, но и весь мир, все передовое и прогрессивное человечество с волнением следило в те дни за перелетом наших неустрашимых летчиков, через безлюдные просторы суровой Арктики устремившихся на помощь экипажу «Челюскина». Именно в те дни и было установлено почетнейшее звание — Герой Советского Союза, — звание, которое утверждало героичность совершаемых подвигов. Имена Леваневского, Молокова, Водопьянова, Ляпидевского, Каманина, Доронина, Слепнева навсегда золотыми буквами вписаны в историю советской и международной авиации.

Проходят полтора-два года, и мир узнает о беспосадочном полете Москва — район Владивостока, полете, трасса которого в основном проходила над неисследованными, неизученными и потому сугубо опасными просторами Арктики. Этот новый успех нашей авиации засвидетельствовал ее дальнейшее развитие и оказался как бы репетицией грандиозных перелетов Москва — Северный полюс — Америка, а равно — и блистательной экспедиции целой эскадры советских воздушных кораблей на Северный полюс.

С каким напряженным вниманием и горячим сочувствием следил весь наш народ за каждым из этих перелетов! С каким подъемом встречали потом победителей! Сколько было цветов и речей, газетных статей и других откликов!

На маленькой станции, где паровоз брал воду, и в больших залах Кремлевского дворца одинаково искренне и горячо, с восхищением и радостью встречали тех, кто своими перелетами отобразил доблесть и подвиги всего народа. Буран листовок, яркий ливень цветов, какими встречали героев в Москве, лишь в малой степени отражали бушующую радость и восторг ликующего народа.