Сергей Михеенков - Жуков. Маршал на белом коне

Вскоре пришло донесение: 2-я гвардейская армия вынуждена остановиться из-за нехватки горючего. Жуков приказал передать все остатки топлива одному из корпусов и тем же темпом двигаться вперёд!

Танкисты потом вспоминали: выскакиваем на всём ходу к железобетонным огромным, как дома, дотам, ждём, что вот-вот из них полыхнёт огнём, но доты молчат — там никого, что означает — мы успели…

Когда вышли к реке Нетце, Жуков телеграфировал: ни в коем случае не останавливаться, где угодно форсировать реку и прорваться через укрепрайон.

Авиаразведка сообщала: противник на некоторых участках занял укрепрайон, ведёт огонь. Но танки уже переправлялись на немецкий берег. Вскоре из танкового корпуса пришло донесение: «Померанский вал преодолён! Мы в Германии!»

Из донесения Жукова и Телегина [183]Сталину 29 января 1945 года: «Ваш приказ — мощным ударом разгромить противостоящую войскам группировку противника и стремительно выйти к линии польско-германской границы [184]— выполнен.

За 17 дней наступательных боев войсками фронта пройдено до 400 км. Вся западная часть Польши в полосе 1-го Белорусского фронта очищена от противника, а польское население, пять с половиной лет угнетавшееся фашистами, — освобождено.

Стремительное продвижение войск воспрепятствовало гитлеровцам разрушить города и промышленные предприятия, железные и шоссейные дороги, не дало им возможности ужать и истребить польское население… В сельском хозяйстве сохранён конский состав, инвентарь, посевной материал и запасы продовольствия. На железных и шоссейных дорогах повреждения незначительные. Захвачен большой паровозо-вагонный парк, обеспечивающий обслуживание военных и народно-хозяйственных нужд польского государства…»

Да, дорогой читатель, что бы сейчас на Западе наши заклятые друзья о Красной армии ни говорили, каких бы «документов» и «фактов» о злодеяниях наших войск ни сочиняли задним числом, а поход в Европу 1944–1945 годов был действительно освободительным. При том, что почти вся Европа тотально работала на германский вермахт и СС, что в атаку на наши армии шли не только танки и штурмовые орудия, изготовленные в Чехии и отремонтированные в Польше и Франции, но и солдаты, уроженцы всех, без исключения, европейских стран. Они шли завоёвывать восточные земли и покорять народы, населяющие просторы СССР. Испанцы, итальянцы, поляки, чехи, румыны, болгары, словаки, шведы, норвежцы, французы… Все промелькнули перед нами, все побывали тут…

С заодерских плацдармов до Берлина оставалось 60–80 километров — всего лишь один танковый переход, один хороший бросок.

В войсках царило приподнятое настроение. Повсюду играли солдатские гармони и трофейные аккордеоны, бойцы плясали, пели частушки, в которых уже прорывалась берлинская тема:

«Эти маршалы и генералы в среднем исключительно молоды…»

В начале 1945 года Геббельс записал в своём дневнике: «Генштаб представляет мне книгу с биографическими данными и портретами советских генералов и маршалов. Из этой книги нетрудно почерпнуть различные сведения о том, какие ошибки мы совершили в прошедшие годы. Эти маршалы и генералы в среднем исключительно молоды, почти никто из них не старше 50 лет. Они имеют богатый опыт революционно-политической деятельности, являются убеждёнными большевиками, чрезвычайно энергичными людьми, а на их лицах можно прочесть, что они имеют хорошую народную закваску.

Я сообщаю фюреру о представленной мне для просмотра книге генштаба о советских маршалах и генералах, добавляя, что у меня сложилось впечатление, будто мы вообще не в состоянии конкурировать с такими руководителями. Фюрер полностью разделяет моё мнение. Наш генералитет слишком стар, изжил себя».

Сталин же в этот период был уже больше обеспокоен послевоенным устройством страны. Военным в том скором будущем отводилась весьма скромная роль. Та власть, которую он им постепенно отдал и которую маршалы сами забирали в свои руки так же постепенно, от битвы к битве, всё больше и больше, тем не менее имела очень чётко обозначенный предел, и Сталин постоянно следил, чтобы никто не посмел его нарушить. Победа была близка, и она положит конец чрезмерной, как казалось Сталину и его окружению, власти военных. Войска Жукова стояли на расстоянии одного броска от финала великой трагедии XX века. Сценарий финальных сцен лежал на кремлёвском столе у Верховного.

Двадцать девятого марта Жукова вызвали в Ставку. Полетел самолётом. Но погода была такой, что пилот дальше Минска лететь не осмелился. Из Минска в Москву Жуков ехал поездом.

Вечером ему позвонил Сталин и попросил зайти.

В кабинете Верховный был один. Усталый после только что закончившегося совещания ГКО, он молча подал руку и сказал:

— Немецкий фронт на западе окончательно рухнул, и, видимо, гитлеровцы не хотят принимать мер, чтобы остановить продвижение союзных войск. Между тем на всех важнейших направлениях против нас они усиливают свои группировки. Вот карта, смотрите, последние данные о немецких войсках.

Жуков понял, что Сталин снова разговаривает с ним не как с комфронта. Он хочет знать его видение общей картины, всего поля боя, в том числе и на фронтах союзников.

Сталин слушал внимательно, не перебивал, не переспрашивал. Казалось, доклад маршала подтверждал некие его собственные размышления и планы. Он разорвал две папиросы «Герцеговины флор», набил трубку и раскурил. Когда Жуков закончил доклад, сказал:

— Думаю, что драка предстоит серьёзная…

Жуков молчал.

— А как вы расцениваете своего противника? — И Верховный, сужая тему и уточняя задачу своего собеседника, ткнул чубуком трубки в сектор Берлина. — Того, который находится на берлинском направлении?

Жуков разложил свою фронтовую карту с нанесёнными последними разведданными, с построением порядков оперативно-стратегической группировки немецких войск перед линиями 1-го Белорусского фронта и соседями справа и слева. Пояснил, что, по данным разведки, противник здесь, непосредственно в районе Берлина, имеет четыре армии, в составе около девяноста дивизий, 14 из которых танковые и моторизованные, а также 37 отдельных полков и 98 отдельных батальонов.

Последние исследования и публикация ранее неизвестных документов свидетельствуют о том, что Берлин на самом деле прикрывала группировка несколько иного состава и довольно малочисленная. Но достаточно сильная. Гитлер поставил перед ней задачу устроить русским здесь, у стен последней германской крепости второй Ржев. «Я требую, чтобы вся группа армий, — приказывал Гитлер 30 марта 1945 года, на следующий день после разговора Жукова со Сталиным, — от командующего до последнего солдата, понимала, что успех в грядущей битве может быть обеспечен духом энергичной обороны и фанатичным упорством. Сражение за Берлин обязано и будет решающей победой в обороне». Ассоциации с неприступным Ржевом усиливало то обстоятельство, что на пути русских войск перед Берлином на Зееловских высотах стояла 9-я армия. Как впоследствии оказалось, эти ассоциации были призрачными. Ни той 9-й полевой армии, которая стояла в 1942–1943 годах в русских полях подо Ржевом и которой в то время командовал «гений обороны» генерал Модель, ни тех возможностей и резервов, ни широты манёвра, — ничего этого Гитлер уже не имел. Да и 9-я армия была уже другой, сформированной из остатков великого похода, обернувшегося для германского рейха катастрофой.