Сергей Михеенков - Жуков. Маршал на белом коне

О нюансах Недосекин докладывать не стал. Нюансы были. Когда он назвал Сталину фамилию Жукова, наступила долгая пауза. Завершиться она могла чем угодно. И вдруг Недосекин услышал: «Ну что ж, Жуков, так Жуков!»

И вот в феврале 1950 года в газете «Уральский рабочий» впервые за два года пребывания Жукова в округе появилась статья, в которой упоминалось имя маршала — сообщалось, что «труженики колхоза имени Чапаева Галактионовского сельсовета Туринского района назвали своим кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР командующего войсками Уральского военного округа маршала Жукова».

Совершенно очевидно, что в сознании Сталина в эти годы что-то произошло. Либо он был целиком удовлетворён наказанием своего верного и непокорного маршала, либо пришёл к мысли, что Жуков не враг, что партийные подхалимы больше наговаривают на него. Наверняка диктатор читал отчёты сотрудников МГБ, которые фиксировали каждый шаг командующего Уральским военным округом, каждое его слово, каждый контакт. К тому же в это время на Дальнем Востоке назревал конфликт, который мог привести к началу третьей мировой войны. Руководитель Северной Кореи Ким Ир Сен уговаривал Сталина двинуть объединённые силы на Южную Корею. Весной 1950 года во время визита Ким Ир Сена в Москву Сталин, до этого колебавшийся, дал, наконец, согласие на проведение военной операции. Северокорейская армия строилась по типу Советской армии и была оснащена советской техникой и вооружением.

План наступательной операции на юг разрабатывал главный военный советник в КНДР генерал-лейтенант Васильев. Сталин и Ким Ир Сен опрометчиво посчитали, что он справится с задачей. Лучшие генералы и маршалы, побеждавшие на фронтах Великой Отечественной и советско-японской войн — Конев, Мерецков, Василевский, Малиновский, Говоров, — к разработке и проведению корейской операции не привлекались. Сталин их держал во втором эшелоне. Возможно, и Жукова из Одесского округа в Уральский переместил намеренно, чтобы тот со своей вымуштрованной группировкой на всякий случай находился ближе к театру военных действий.

В июле 1951 года было принято постановление ЦК «О неблагополучном положении дел в МГБ», а буквально через месяц генерал Абакумов был арестован. Его обвинили «в государственной измене, сионистском заговоре в МГБ, в попытках воспрепятствовать разработке дела врачей».

Таким образом, «дело Жукова» оказалось на дальней полке всемогущего ведомства. К тому же новый руководитель МГБ Игнатьев не испытывал к Жукову личной неприязни и был по уши загружен «делом врачей» и чисткой авгиевых конюшен в своём министерстве.

Сталин — величайший режиссёр — подбирал действующих лиц к очередной мировой драме. К счастью, у великих держав — СССР и США — хватило выдержки и мудрости сыграть её в значительно сокращённом виде и на локальной сцене. Корейская война длилась три года, но за границы Корейского полуострова не выплеснулась. Воздушные бои между советскими и американскими лётчиками показали преимущество первых. Американцы встретились в воздухе с новыми советскими истребителями-перехватчиками МиГ-15 и МиГ-15бис, оснащёнными новейшими радиолокационными станциями, и признали полное превосходство «корейских сюрпризов». До ядерного оружия дело не дошло.

Летом 1951 года Жукова включили в состав правительственной делегации для поездки в Польшу по случаю национального праздника — Дня возрождения Польши. Торжественное заседание проходило в Варшавском оперном театре. Жуков выступал. Его встретили овациями. Поляки помнили, что именно войска 1-го Белорусского фронта, в который входила 1-я армия Войска польского бригадного генерала Поплавского, освобождала Варшаву и польские города.

Но самый яркий эмоциональный всплеск Жукову подарила встреча с министром национальной обороны Польской Народной Республики маршалом Рокоссовским. Война ещё крепче сдружила бывших кавалеристов, но одновременно и развела. Правда, в 1946-м они с семьями вместе отдыхали в Сочи. Казалось, что дружеские отношения не исчезли. Но многое в их беседах оставалось запретным.

В Варшаве они обнялись как старые боевые товарищи. Тут же вспомнили командирскую юность. Рассказывали друг другу о своих семейных делах. О службе говорили сдержанно.

Осенью 1952 года Жукова избрали делегатом XIX съезда КПСС от Свердловской областной партийной организации. А на съезде делегаты избрали его кандидатом в члены ЦК.

Как будто всё возвращалось.

Константин Симонов в книге «Глазами человека моего поколения» сделал очень точный набросок состояния Жукова в дни съезда. Они встретились на ужине: «Я почувствовал через не изменившую ему сдержанность, что он в тот вечер был в очень хорошем настроении. Думаю, что избрание в ЦК было для него неожиданностью, тем сильнее, наверное, было впечатление, которое это произвело на него. Однако чувство собственного достоинства не позволило ему ни разу ни словом коснуться этой несомненно больше всего волновавшей его темы».

В новогоднюю ночь наступающего 1953 года произошло событие, тайна которого до сих пор не разгадана.

Новый год верхушка Свердловского обкома партии встречала на одной из загородных дач на берегу озера Балтым. Часа за полтора до полуночи прибыл с дочерью Эллой маршал Жуков. Детям накрыли стол на соседней даче, принадлежавшей председателю Свердловского облисполкома Константину Кузьмичу Николаеву. Приблизительно в 23 часа на даче раздался телефонный звонок. Трубку по праву хозяина снял сын Николаева Эдик.

— Это говорит Поскрёбышев. Маршала Жукова срочно к аппарату!

Эдик мигом метнулся на соседнюю дачу:

— Георгий Константинович, вам звонит какой-то Поскрёбышев!

Сидевшие за праздничным столом сразу умолкли и посмотрели на Жукова. Маршал встал, извинился и быстро пошёл на дачу Николаева.

Взял трубку:

— Жуков у аппарата.

Выслушав Поскрёбышева, ответил:

— Да. Есть. Слушаюсь, вылетаю.

Он положил трубку и сказал дочери:

— Меня вызывает Сталин. Я сейчас срочно вылетаю в Москву. А ты, Эллочка, пока останешься в Свердловске.

Затем позвонил дежурному по штабу округа и приказал срочно подготовить самолёт.

Вскоре Жуков вылетел в Москву. Что за разговор состоялся между стареющим диктатором и тем, кто был рядом с ним в самые тяжкие дни, когда враг стоял у ворот и дозаправлял свои танки в нескольких десятках километров от Кремля, чтобы сделать последний, решающий рывок? О чём таком, столь важном, что невозможно было ждать до утра, беседовали они в ту новогоднюю ночь? Та встреча так и осталась тайной.

«Галина стала его самой сильной в жизни любовью, хотя и поздней…»