Коллектив авторов - Фашистские шпионы

Долгими зимними вечерами, когда городок заносило снежными метелями и на улицах заунывно пели телеграфные провода, Адам Иваныч репетировал в клубе очередную пьесу, горячился, неистово размахивал руками и разъяснял любителям их ошибки.

А на премьерах Адам Иваныч волновался больше всех, носился по сцене, как угорелый, часто утирал вспотевшее от усталости лицо и, выходя в конце спектакля кланяться восторженной публике, смущался, как гимназист.

— Адам Иваныч, — грохотал зрительный зал. — Браво… Режиссера… Адама Иван-ы-ча…

Когда драмкружок, организованный Адамом Иванычем, праздновал свой десятилетний юбилей, местная общественность отметила заслуги основателя кружка: Адаму Иванычу преподнесли трехламповый колхозный радиоприемник постоянного тока с соответствующей надписью.

Юбилейный вечер затянулся. Было уже совсем поздно, когда Адам Иваныч вышел из клуба. Моросил дождь, неуверенно мигал тусклый фонарь, и под ногами тяжело хлюпали большие топкие лужи. Где-то в Заречье заливались собаки. Дома в комнате Тамуси почему-то горел свет, но девочка уже спала. Адам Иваныч подошел к ее кроватке, поправил сбившееся одеяло и потушил лампу.

Он прошел в свою комнату, плотно притворил дверь, закрыл ставни и сел к столу. Минуту Адам Иваныч сидел в кресле, закрыв глаза и вытянув ноги. Потом он поднялся, включил какой-то провод, пропущенный незаметно под пол через ножку стола, и стал возиться с рычажком передатчика.

Да, радиопередатчика, потому что в подполье добродушного старичка была тщательно и искусно запрятана переносная маленькая радиостанция, последняя модель «Телефункена», потому что в этом скромном домике, в маленьком, глухом городке окопался, жил и действовал старый немецкий шпион.

Его перебросили в Россию в 1913 году. Позади у молодого лейтенанта кайзеровской армии было детство на Одере, военное училище и первое офицерское звание. Лейтенант отличался как лингвист; особенно хорошо ему давались славянские языки. Начальник училища, маленький, суетливый, всезнающий фон-Таубе доложил об этом по назначению. В день выпуска совсем еще юного лейтенанта пригласили в один из отделов генерального штаба.

Пожилой человек в штатском платье встретил его так, будто они знали друг друга много лет. Смутившийся лейтенант с удивлением обнаружил, что все, решительно все о нем, его близких, даже об его шалостях знает этот худощавый человек с лицом солдата и глазами каторжника. Да, у него были странные глаза. Они избегали лица собеседника, они беспокойно бегали по углам кабинета, но, если взгляд их, наконец, падал прямо в лицо, его трудно было вынести, этот взгляд, — такой он был тяжелый, неподвижный и требовательный.

Итак, они договорились — юный лейтенант императорской армии и человек в штатском из генерального штаба.

— Отлично, лейтенант, — сказал в заключение человек в штатском, — я вижу — из вас выйдет толк, я очень доволен вами. Вы будете моим крестником, лейтенант. И, кроме того, вы будете русским…

На следующий день, не простившись с товарищами, лейтенант выехал в маленький немецкий городок, чтобы продолжить там свое образование. Здесь находилась секретная школа, одна из многих специальных школ германской разведывательной службы.

Вслед за ним в школу прибыл опечатанный сургучом пакет с карточкой нового сотрудника. В ней говорилось коротко:

«Профиль — русский, профессия — землемер, пребывание — тридцать лет».

В той же карточке упоминались новые имя, отчество и фамилия, надолго, на тридцать минимум лет, обретенные будущим русским землемером:

М-р Адам Иванович.

Через два года Адам Иванович закончил образование и уехал в Петербург. Сначала ему предложили остаться там. «Крестного отца» интересовали Гатчинская авиационная школа и слухи о каком-то необыкновенном самолете, над конструкцией которого работал тогда Сикорский.

Действительно, несколько позже, уже во время войны, в России родился первый в мире многомоторный самолет, получивший название «Илья Муромец». По тем временам это был самолет фантастических размеров и грузоподъемности. Адам Иванович специально поселился в Гатчине, завел знакомство с персоналом авиационной школы и многими офицерами. В конце концов он собрал кое-какие сведения, но раздобыть чертежи самолета не смог: Сикорский был осторожен и неподкупен. Офицеры Гатчинской школы вели себя менее осторожно, охотно пьянствовали с веселым землемером, но сами знали очень мало.

Потом изготовление самолетов «Илья Муромец» взял на себя Русско-Балтийский завод. Адам Иваныч переехал из Гатчины в Петербург и поступил на этот завод слесарем. Ему удалось собрать сведения о сроках изготовления и количестве выпускаемых самолетов. «Крестный отец» уведомил, что доволен его работой.

Постепенно Адам Иваныч расширял круг знакомств, пользуясь всеми гнусными методами германской разведки. Подкупом и шантажей, ласками и вымогательством, вином и женщинами, обещаниями и угрозами, используя уголовников и дам петербургского света, обещая или угрожая, вербуя священников и беглых каторжников, военных писарей и сановников, шулеров и журналистов, не останавливаясь перед дерзкими кражами со взломом и убийствами лиц, ставших почему-либо опасными, — действовал в период войны 1914–1917 годов Адам Иваныч. Так действовали сотни Адамов Иванычей, переброшенных германской разведкой в Россию, во все страны Европы и Америки.

Осенью 1916 года Адаму Иванычу сообщили, что в приказе по императорской армии лейтенант X. за «неоценимые боевые заслуги высочайше награждается его императорским величеством Вильгельмом II железным крестом».

«Поздравляю вас от души, мой крестный сыночек. — писал Адаму Иванычу его покровитель, — уверен, что и впредь вы будете столь же усердно служить великой Германии, призванной покорить весь мир и установить в нем истинно немецкий порядок…»

А в 1918 году, когда грянула революция и Адам Иваныч невольно растерялся, в его квартиру однажды ночью постучался какой-то человек. Адам Иваныч впустил его и остолбенел: перед ним стоял человек в штатском из генерального штаба — его «крестный папаша».

— Здравствуйте, капитан, — сказал пришедший. — Я поздравляю вас с этим званием.

И начался второй разговор этих двух людей — тогда еще молодого капитана императорской армии и человека в штатском из генерального штаба, разговор двух матерых шпионов, двух немецких волков из волчьей стаи, задумавшей перекусить горло всему миру во имя торжества взбесившегося «немецкого духа».

Уже на рассвете, когда огромный город возникал, как видение в утреннем тумане Невы, человек в штатском тихо сказал:

— Такова ваша программа, мой друг. Сейчас вы уедете в глушь, в какой-нибудь городок, вполне освоитесь там, будете тихо и мирно жить. Мы вас пока «консервируем», мой милый. Срок контракта далеко еще не истек. О, вы еще пригодитесь, еще очень пригодитесь. Итак, пока в глушь, в «консервную банку», до более счастливых времен…