Петр Белоусов - Царь и Россия

«Quos vult perdere Jupiter dementat» [460].

И Царь пал на этой борьбе, но пал на поле чести.

И думается иногда, что не Государь и Царица, а наше общество было слепым орудием каких-то иных, еще недостаточно определенных сил, восставших всюду против самого принципа монархической власти для создания новой. И Государь был последним рыцарем в этой битве новой власти против старой.

Нельзя отрицать исторических заслуг монархической власти и абсолютизма. Они вывели человечество из состояния хаоса; кругом них собралась и создалась цивилизация. Абсолютные монархи собрали народы в организмы, обеспечивающие их существование и развитие; они же стали защитниками широких народных масс против феодальной власти. Под их мощным крылом выросла и созрела демократия, и, выросши, сама захотела сделаться хозяином своей жизни. Старая монархия, памятуя о своих исторических заслугах, не доверяла своей молодой демократии и думала, что ей принадлежит монополия на власть как средство благополучия своего народа. Между монархией и демократией началась борьба, нередко с обеих сторон жестокая и злая. В наши дни эта борьба приняла решительный и победный для демократии характер. Монархический принцип падает везде. Пала китайская, просуществовавшая тысячелетия монархия, пал неограниченно властвовавший пять веков калиф всех правоверных, исчезла хитроумно-мудрая династия Габсбургов («Bella gerant alii, tu, felix Austria, nube!») [461], сколотившая лоскутную Австро-Венгерскую монархию, утратили власть Гогенцоллерны, сковавшие кровью и железом великую Германию. Пали династии португальская, греческая, многочисленные германские, герцогские и княжеские, остался Король Английский, вынужденный претерпевать Макдональда; короли Итальянский, поглощенный Муссолини, Испанский — диктатором Примо де Ривейра, и лишенные власти скандинавские и балканские государи. Промелькнула на горизонте рыцарская фигура Короля Бельгийского Альберта [462], в мирное время затертая сюртуками своих министров…

И вот, в то время, когда все силы, явные и тайные, ополчились против принципа Царской власти, Николай II за нее боролся.

Наследник Петра Великого, Великой Екатерины, Александра Благословенного, Царя-Освободителя и Царя-Миротворца не захотел сойти с пути своих державных предков и был уничтожен.

И защищал Государь Богом данную ему власть, чтобы довести войну до победного конца в высоком сознании чести своего народа и своих обязательств перед союзниками.

И в этом он был безукоризнен. Пока он был у власти, все силы его были направлены к победе и к исполнению своих союзных обязательств. Власть он сдал только потому, что его убедили в том, что в его отречении заключается залог победы. Совершив этот акт необычайного самопожертвования, он призывал свой народ подчиниться новой власти и служить тем же целям, которым он служил всю свою жизнь: чести Родины, которая в данный момент сосредоточивалась в победе и верности союзникам. В тяжком изгнании он только раз пожалел о своей жертве, когда увидел, что она оказалась тщетной. Когда, наконец, он мог спасти свою жизнь и жизнь обожаемой им семьи своей ценой позора России, он пожертвовал собою и своей семьею.

Великая французская революция после суда казнила Людовика XVI, Русская — убила без суда Николая II, ибо судить его было не за что. Людовик для защиты своей призывал на французскую землю иностранную силу. Николай II предпочел умереть, чем отдать врагу хотя бы частицу родной земли.

Французская революция была национальна, и французы гордятся этим. Русская обрекла святую землю Родины тирании Интернационала.

Как отнесутся грядущие поколения русского народа к современникам Императора Николая II? Что скажут они им, не понявшим всю душевную красоту этого человека и все благородство этого Монарха? Не проклянут ли они их за то, что они не пошли за данным им Богом вождем, который вел их к славе и чести?

Благородная Франция умеет чтить своих великих людей, и она покрыта памятниками, им воздвигнутыми, и в числе их, невзирая на республиканский образ правления, есть и короли; но среди них нет памятника Людовику XVI, призывавшему чужестранца на родную землю, но более всего памятников, прославляющих революцию и ее героев.

И, думается, что у нас произойдет обратное. Когда пройдет «России черный год» [463] ,русские люди воздвигнут памятники благородному Николаю II, отдавшему «душу за други своя» [464], и будут срыты до основания мавзолей, осквернивший Красную площадь Москвы, и другие памятники русской революции, которой наши потомки гордиться не будут.

Петр Стремоухов

Париж, январь-март 1925 г.

Сейчас, когда керенское сборище, организованное на социальной базе случайных долларов, — никакой иной социальной базы у этого сборища нет, — начинает что-то пищать от имени России, — нам нужно, наконец, развеять великую и бесстыдную ложь о Февральской народнойреволюции. Эта ложь культивируется более или менее всеми партиями России, начиная от коммунистической и кончая ультраправыми. По существу, обе эти точки зрения совпадают. ВКП(б) говорит: «Народ сделал революцию». Ультраправые говорят: «Чернь, обманутая левыми, сделала революцию». Срединные партии, виляя хвостом то вправо, то влево, талдычат о завоеваниях Февраля, завоеваниях, в результате которых «народ» сидит в концлагерях, а «избранные» разбежались по Парагваям. Новая эмиграция не имеет почти никакой возможности отличить заведомую чушь от реальных исторических фактов и строительство легенд — от реальных социальных отношений в довоенной России. Такие усидчивые компиляторы, как С. Мельгунов, собирают горы цитат и показаний и, как и полагается усидчивым компиляторам, из-за деревьев не видят леса. Не видят того, что дворцовый переворот был результатом целого комплекса нездоровых социальных отношений, накопленного всем петербургским периодом русской истории.

Лично я был профессиональным свидетелем событий всего 1916 и 1917 годов — политическим репортером крупнейшей газеты России — суворинского «Нового Времени» [465]. Даже и для нас, репортеров, так сказать, профессиональных всезнаек, революция была как гром среди совершенно ясного неба. Для левых она была манной, но тоже с совершенно ясного неба. Но о личных своих воспоминаниях я говорить не буду. Я постараюсь дать анализ социальной обстановки 1916 года и уже после этого приведу документальные данные о Феврале и его авторах.

По чисто техническим условиям я могу дать только очень схематический обзор событий. Для этой темы нужна бы книга — небольшая, но документированная бесспорными данными, книга, которую можно было бы дать в руки любому человеку России и показать, — здесь нечего даже и «доказывать», — как Россию губили и справа и слева, и как фактически обстояли дела. Но до сих пор, за тридцать лет эмиграции, такой книги нет. Не было времени. Не было денег. И уж, конечно, не было никакого желания.