С. Синякович - Тайны географических открытий

Сам он накануне своего последнего путешествия говорил: “Если нам не удастся вернуться, я не хочу, чтобы из-за нас рисковали спасательные партии. Это слишком опасно. Если при всей своей опытности мы ничего не добьемся, едва ли другим посчастливится больше нас. Вот одна из причин, почему я не указываю точно, куда мы идем.

Пробьемся ли мы, возвратимся ли назад или ляжем там костьми, несомненно одно: ключ к древней тайне Южной Америки и, возможно, доисторического мира будет найден тогда, когда эти старые города будут разысканы и открыты для научного исследования. Что эти города существуют — я знаю…”

Пока же бесспорным остается только одно: древнейшую цивилизацию мира он не нашел, — современные исследования доказали, что ее и не могло быть в Бразилии, но зато навсегда оставил свое имя в истории изучения внутренних областей Южной Америки*.

В поисках полезных растений, которые можно было бы переселить на наши земли, он путешествовал по всему земному шару. Однажды

‘ Глава публикуется по материалам книги: Малое В.И. Затерянные экспедиции. — М.: Просвещение, 1980. - 127 с. академик Прянишников приблизительно так выразился о нем: “Он гений и мы не осознаем этого только потому, что он наш современник”.

В биологии его считали своим Менделеевым. Он мог изъясняться на 22 языках и диалектах.

Старейшина отечественных географов, многолетний бессменный президент Географического общества, Ю. М. Шокальский так отозвался о нем, о своем преемнике: “Академик, путешественник, где он только не успел побывать: и на Памире, и в Эфиопии, и в Центральной Азии, и в Японии, о Европе я уже не говорю. Вот теперь он в Америке. Заграница его тоже хорошо знает, а это тоже важно. А главное, самое главное, я ему верю.

Это человек дела и долга”.

Это было в 1931 году в Советской России.

Речь шла об академике Николае Ивановиче Вавилове. Действительно, прав был Прянишников, гений Вавилова можно будет сполна оценить лишь через многие десятилетия. Широта научных интересов Николая Ивановича Вавилова была поистине поразительна: крупный генетик, селекционер-теоретик, агроном, ботаник-растениевод, путешественник. Сегодня же можно сказать: Вавилов — самый выдающийся путешественник-охотник за растениями на протяжении всей истории человечества. Только в 1926 году он успел побывать и изучить растения в Сирии, Палестине, Алжире, Тунисе, Марокко, Египте, Франции, Италии, Греции, на Кипре, Сицилии и Сардинии.

Зачем и для чего надо собирать бесчисленные гербарии и сотни тысяч пакетов с семенами растений и злаков?

В начале прошлого века Александр Гумбольдт не без горечи говорил, что место происхождения тех растений, которые сопровождают человечество с его раннего детства, покрыто таким же мраком, как и родина большинства домашних животных. “Мы не знаем родины хлебных злаков — пшеницы, ячменя, овса, ржи…”, - отмечал ученый.

Полвека спустя швейцарец Декандоль выдвинул казавшееся весьма разумным предположение: у всех культурных растений должны быть дикие предки. Значит, надо хорошенько поискать их.

Места находок сохранившихся “дикарей” и определяют прародину пшеницы, овса, кукурузы.

Привлекательная простотой, гипотеза эта, однако, не получила крепких подпорок опыта: родословное дерево некоторых наших кормильцев осталось без корней, поиски их диких предков оказались безуспешными.

А без правильного ответа на вопрос о происхождении культурных растений трудно было успешно решать многие важные практические задачи. Одной из них была так называемая интродукция — выращивание на полях какойлибо страны или области растений из других мест.

Охоту за растениями для этой цели давно вели американцы. Новый свет при этом заимствовал весьма многое в России.

“Богатство полей Канады и Соединенных Штатов в значительной мере обязано хлебным злакам нашей страны”, - говорил Вавилов.

Ему приходилось бывать в Вашингтоне, в главном центре агрономической разведки, которой руководил департамент земледелия. Там еще хорошо помнили Марка Карльтона и его русские находки.

Карльтон жил в штате Канзас. Он заметил, что твердые сорта пшеницы, семена которых привезли в Америку переселенцы-сектанты, бежавшие от преследования царских властей, куда лучше местных переносят капризный климат.Тогда Карльтон сам поехал в Россию, долго колесил по засушливым местам нашей страны и отовсюду отправлял посылки в Америку. Особенно много было в них “кубанки” и “Харьковской красной пшеницы”. У киргизских юрт в Тургайской степи американец покупал зерно, которое, по его выражению, могло бы прорасти и дать урожай хоть в пекле ада.

Вернувшись в Соединенные Штаты, Карльтон принялся распространять новые сорта. Его крупную фигуру в привезенной из России войлочной мужицкой шляпе видели на тысячах ферм в засушливых степях.

Вскоре Карльтону не было нужды убеждать кого-либо, кроме чиновников из департамента земледелия. Русские твердые сорта пшеницы сами постояли за себя. В 1919 г. потомки выходцев с полей России заняли треть всех посевов пшеницы в стране.

Когда Вавилов был в Соединенных Штатах, Марк Карльтон, забытый всеми, уволенный из департамента земледелия, доживал последние горькие дни в одном из маленьких городков Перу.

Кроме Карльтона, по земному шару путешествовало много других американцев — охотников за растениями. Они занимались сбором семян в долинах Янцзы и Лены, доходили до сибирской тундры и азиатских пустынь.

Но исследованиям американцев недоставало направляющей, главенствующей идеи.

Вавилов стремился установить первичные области распространения культурных растений.

Он считал весьма важным найти такие очаги, где они на заре земледелия были введены в культуру из местной флоры или занесенных из других стран видов и форм.

Он считал, что для возникновения крупного очага изначальное богатство местной флоры должно сочетаться с развитием в этом месте древней цивилизации. Другими словами, там должны быть исходный растительный материал и прилежные человеческие руки.

Но всегда ли совпадают эти условия? Нет. Например, древняя земледельческая культура Египта не смогла бы развиться, если бы ее основой были лишь растения песчаных отмелей или болот, появляющихся после разлива Нила. Еще в доисторические времена в Египет были завезены растения с соседних территорий, входящих, по определению Вавилова, в более обширные Средиземноморский и Переднеазиатский очаги.

В Ленинграде, в возглавляемом Вавиловым Всесоюзном институте растениеводства, были созданы огромные коллекции культурных растений мира, поистине золотые россыпи для селекционеров. Эти коллекции непрерывно пополняли экспедиции, снаряжаемые с точно разработанной целью.