Константин Кеворкян - Опасная книга. Феномен нацистской пропаганды

На уровне местной власти уже вскоре после смерти Гинденбурга «старые борцы» (т. е. ветераны нацистской партии) заняли почти половину всех постов в городских администрациях. Еще позже число политических руководителей превысило 700 000; 86 % чиновников в Пруссии и 63 % чиновников других земель являлись членами НСДАП (4). То есть власть оказалась под тотальным контролем партии. А рейхстаг при нацистах вообще стали в шутку называть «самым высокооплачиваемым мужским хором в Германии» — ведь все его функции фактически сводились к тому, чтобы петь гимн до и после формальных, пустых заседаний.

Презрение гитлеровцев к законам и их творцам хорошо иллюстрирует мысль Гиммлера о законодательной деятельности: «Разве вы не понимаете, что законы были превращены в своего рода тайное знание — невразумительное и полное закавык — лишь для того, чтобы обеспечить юриста заработком и оправдать обучение все новых и новых поколений адвокатов?» (5). И откровенно говоря: а что - не так?

Законность постепенно подменялась правом государства, а точнее его руководителей, решать, кто прав и кто виноват в данный момент. Раз народ един, а именно так гласила официальная идеология, то обязанность каждого порядочного гражданина доложить о паршивых овцах, рискующих погубить все стадо. Огромную роль во всесторонней унификации, то есть уничтожения разномыслия в нацистской Германии, сыграл обывательский конформизм, когда гражданин искренне считал своим долгом донести информацию соответствующим органам. Притом, что в Третьем рейхе не было законодательно оформленной обязанности политического доносительства (!).

Типичными темами доносов являлись: связь с евреями 26 %, уклонение от армии — 22 %, критика режима — 17 %, уклонение от благотворительных пожертвований — 11 %, пораженчество — 7 %, политическая критика — 6 % (6). Кроме того, гестапо установило цензуру на почте, всячески призывало граждан следить друг за другом и активно собирало обывательские слухи для составления аналитических «отчетов о настроениях».

Для работы с подобным материалом Гиммлер создал Службу безопасности — СД, при которой существовал особый отдел надзора, насчитывавший в 1939 году три тысячи сотрудников, анализировавших отчеты об общественных настроениях, получаемых от 50 тысяч доверенных нацистов. Глава СД Олендорф определил эту кропотливую работу следующими словами: «СД должна беспристрастно информировать вождей партии и правительства во всех сферах жизни — экономической, культурной и прочее. И в первую очередь СД должна поднимать тревогу, когда эти меры вызывают сопротивление. При диктатуре это имеет первостепенное значение. СД обязана выявлять то, что при парламентском режиме становится предметом открытых дискуссий» (7). Такая вот форма обратной связи с народом и, кстати, весьма эффективная — регулярные отчеты СД до сих пор считаются среди историков довольно авторитетными документами.

Чиновники из Министерства пропаганды, в свою очередь, тоже собирали данные по интересующим их родное ведомство вопросам — посещаемости фильмов, пьес, выставок, собраний, о читательском спросе в библиотеках, о продажах различных книг в магазинах.

В ужасе от новых методов управления, цензуры и террора против политических противников, а также массированных антиеврейских акций уже к лету 1933 года из Германии уехало 50 000 беженцев. Но руководители Третьего рейха хорошо понимали: для управления обществом необходимы не только силовые методы. Немцы всегда активно участвовали в общественной жизни, и нацисты, придя к власти, отнюдь не собирались подавлять эту активность — они ее реформировали и направили в нужное им русло. Для огромного большинства немцев, одобрявших политику Гитлера, открылись широкие перспективы применения их патриотической энергии. В стране активно действовали более ста общенациональных благотворительных, образовательных, развлекательных и профессиональных женских объединений, таких как могучее «Сословие кормильцев рейха» — многомиллионная организация, объединявшая немецких крестьян, рыбаков, землевладельцев и т. п. В 1937 году Гитлер заявил, что в нацистские организации вовлечены уже 25 миллионов нем­цев. А слой фюреров — местных вождей — составил к тому времени 30 тысяч человек (8).

По мысли нацистских идеологов, если политическая свобода ограничена, то природа и техника должны компенсировать эту потерю. Символами динамичного развития нацистского общества постепенно стали множество новых предметов потребления: современная мебель из стальных труб, 8-миллиметровая фотопленка, холодильники, электропечи, фены, обтекаемой формы автомобили, аэродинамические формы паровозных локомотивов. В целом, вошедший в моду футуристический дизайн придавал обществу чувство устремленности в будущее и уверенности в своих силах.

Конечно, в деле возрождения страны Гитлеру помог медленно начавшийся подъем всей мировой экономики, но еще важнее было его понимание того, что апатия общества обусловлена гнездящимся в сознании печальным представлением людей об устройстве мира, вытекающего из жизненного опыта каждого человека. Массы, как и экономика, требуют прежде всего импульсов, возвращающих высокий смысл происходящему. А потому в первые месяцы правления нацистов большинство экономических инициатив стартовали не столько в силу их экономической разумности, а потому, что они позволяли подать обществу позитивный сигнал.

Из всего этого — сочетания духовного и материального — формировалось целостное ощущение жизни, т. н. «Вельтаншаунг» — мировоззрение. Чрезвычайно популярный в Третьем рейхе термин использовался для обозначения национал-социалистической концепции мира, нацистской философии жизни. В марте 1934 года Гитлер на встрече со старыми партийными товарищами сказал, что его политическая победа — не более чем смена правительства, и только победа «мировоззрения» стала бы истинно революционной. Национал-социалистическая революция сумеет достигнуть окончательного торжества только тогда, когда ее примут все немцы.

В тезисах, разработанных Высшей политической школой нацистской партии, эта своего рода мистическая парадигма сформулирована так: «Национал-социализм не может быть доказан и не нуждается в доказательствах. Он обосновывает сам себя своей деятельностью, обеспечивающей жизнь общества. Тот, кто пытается прийти к национал-социализму лишь при условии ученических доказательств, тот не ощущает непознаваемого духовного смысла истины, т. е. национал-социалистической политики» (9).

«Вельтаншаунг» внушался всему немецкому народу ежечасно — с помощью общественных организаций, через пропагандируемый образ жизни, при поддержке средств массовой информации. «Я все внимательнее прислушивался, как разговаривали рабочие на фабрике, как изъяснялись бестии из гестапо и как выражались в нашем еврейском «зоопарке» обитатели его клеток. Большого различия заметить было нельзя, да его, пожалуй, и не было. Все — и сторонники, и противники, и попутчики, извлекающие пользу, и жертвы — безвольно руководствовались одними и теми же клише. Я стремился отыскать эти шаблоны, и в некотором смысле это было крайне просто, ибо все, что говорилось и печаталось в Германии, проходило нормативную обработку в партийных инстанциях: в случае малейших отклонений от установленной формы материал не доходил до публики. Книги и газеты, служебная переписка и бюрократиче­ские формуляры — все плавало в одном и том же коричневом соусе» (10).