Александр Бушков - Россия, которой не было: загадки, версии, гипотезы

Более подробно развивает тему Андрей Болотов: «К числу многих беспорядков, господствовавших в гвардии, принадлежало и то, что все гвардейские полки набиты были множеством офицеров; но из них и половина не находилась при полках, а жили они отчасти в Москве и в других губернских городах и вместо несения службы только лытали, вертопрашили, мотали, играли в карты и утопали в роскоши; и за все сие ежегодно производились, и с такою поспешностью, в высшие чины, что меньше нежели через 10 лет из прапорщиков дослуживались до бригадирских [87]чинов и по самому тому никогда и ни в которое время не было у нас так много бригадиров… нужно было только попасть в гвардейские офицеры, как уже всякий и начинает, так сказать, лететь, и, получая с каждый годом новый чин, в немногие годы, нередко, лежачи на боку, дослуживался до капитанов; а тогда тотчас выходил либо в армейские полковники [88]и получал полк с доходом, в несколько десятков тысяч состоящим, либо отставлялся бригадиром» [73].

Это описание относится к последним годам царствования Екатерины, но во времена Петра III все обстояло точно так же (разве что не было чина бригадира). Новорожденных (а иногда еще и пребывающих в материнской утробе [89]) тут же, пользуясь связями, записывали рядовыми или сержантами в гвардию, и, достигнув совершеннолетия, недоросль, благодаря мнимой «выслуге лет», становился офицером, хотя в жизни не бывал в «своем» полку…

Многозначительная деталь: в штатном обозе гвардейского полка простому сержанту для его пожитков совершенно официально, согласно уставу, отводилось шестнадцать повозок. Для сравнения: армейский полковник имел право только на пять… [110]

Никакого обучения военному делу практически не существовало – не только для «заочных» гвардейцев, но и для тех, кто находился в строю. Лишь кое-как обучали держать строй и не путать правую ногу с левой да объясняли, где следует дернуть у ружья, чтобы оно выпалило… Главной и единственной обязанностью гвардейцев было стоять в карауле во дворце. Сплошь и рядом «господа гвардия» отправлялись исполнять эту почетную обязанность, едва держась на ногах (и тридцать лет спустя Павел I будет снимать с постов вдрызг пьяных гвардейцев – на улицах Петербурга, средь бела дня…).

Стоит ли удивляться, что Петр (всегда заботившийся об армии и флоте, что подтверждается многочисленными документами) к гвардии относился без малейшего уважения, еще будучи наследником, называл гвардейцев «янычарами» и говорил: «Они только блокируют резиденцию, неспособны ни к какому труду, ни к военным занятиям и всегда опасны для правительства».

В этом отзыве нет ни малейших преувеличений. Если называть вещи своими именами, картина рисуется самая неприглядная: многотысячное скопище бездельников десятилетиями жрет, пьет и роскошествует за государственный счет, не принося стране ни малейшей пользы… Петр с первых дней своего царствования попытался указать «янычарам» их настоящее место. Для начала он упразднил лейб-кампанию – гвардейскую роту, чьей единственной заслугой было участие в возведении на престол Елизаветы. Затем издал вполне здравое и толковое распоряжение, согласно которому все до единого, числившиеся гвардейскими офицерами, должны были соизволить нацепить соответствующие мундиры (многие – впервые в жизни) и исполнять отныне свои служебные обязанности.

Легко понять, что гвардию этот указ привел в злобный ужас – кое-кто и представления не имел, где расположены «его» казармы, а в чем заключаются азы службы, решительно не представлял… Однако император был непреклонен – и на плацу появились ошарашенные господа «офицеры», маршировавшие еще хуже рекрутов Петра I, которым привязывали к ногам пучки сена и соломы. Даже спустя полтора столетия одно из самых здравых решений Петра III лихо именовали «тупым самодурством»… Дашкова оставила примечательные строки: «Гвардейские полки (из них Семеновский и Измайловский прошли мимо наших окон), идя во дворец присягать новому императору, были печальны, подавлены и не имели радостного вида».

Ну еще бы! Кончилось тянувшееся десятилетиями безделье. Гвардию оскорбили самым жесточайшим образом, потребовав от нее настоящей военной службы. Чуть позже Петр поразил «янычаров» в самое сердце, дойдя до крайних пределов «самодурства»: он осмелился заявить, что отправит гвардию на войну! Циничное тиранство сего решения не оставляло императору никаких шансов уцелеть на престоле, вообще выжить… Такого гвардия уже не могла перенести – благо под рукой имелась матушка Екатерина, обещавшая вернуть исконно гвардейские вольности… То есть – прежнее сытое безделье.

И все же стоит уточнить: даже в гвардии нашлись честные люди. Вопреки распространенным легендам, агитация сторонников Екатерины среди гвардейцев вовсе не встретила единодушной поддержки. Когда измайловцы и семеновцы уже открыто перешли на сторону Екатерины, преображенцы колебались, кричали, что умрут за Петра. Только после того, как арестовали преображенских офицеров – С.Р. Воронцова, П.И. Измайлова, П.П. Войекова и многих других, – полк удалось вывести на улицы.

Однако и впоследствии, в первые дни после переворота, не было «всеобщего ликования». Один из очевидцев утверждал: «Я лично видел, как один матрос плюнул в лицо гвардейцу, сказав при этом: «Ты, бессовестный тип, продал императора за два рубля». Секретарь французского посланника К-К. Рюльер, очевидец переворота (и ярый сторонник версии о «тупом самодуре»), все же признавал, что видел, как матросы упрекали в кабаках гвардейцев, «что те за пиво продали императора».

Возможно, в Петербурге после успешного переворота и обстояло так, как описывала Дашкова: «Улицы были запружены ликующим народом, благословляющим нас; звон колоколов, священники в облачении на паперти каждой церкви, полковая музыка производили неописуемое впечатление».

В Москве (как свидетельствует тот же Рюльер) обстояло несколько иначе. Получив манифест о восшествии Екатерины на трон (где Екатерина, в частности, цинично уверяла, что пойти на этот шаг ее, изволите ли видеть, слезно просили некие «выборные депутаты от народа»), губернатор огласил его перед военным гарнизоном и жителями столицы. Потом выкрикнул здравицу в честь новой государыни.

В ответ – всеобщее молчание, угрюмое, многозначительное и жуткое. Губернатор провозглашает здравицу вторично – и вновь молчание. Только в третий раз «Ура Екатерине!» подхватывают несколько голосов – это кричат стоящие рядом с губернатором офицеры, которым он злым шепотом приказывает немедленно изобразить «глас народа». А тем временем в солдатских рядах слышится глухой ропот: «Гвардия располагает престолом по своей воле…»