Николай Полевой - История русского народа

Рюрик мог видеть в удалении этих двух знаменитых варягов, с дружиной их, удаление двух опасных врагов. Можем полагать, что Аскольд и Дир, два вождя, пустившиеся на юг, возбуждали ненависть дружин, преданных Рюрику. Через 200 лет лишь предание говорило, что они не были ни князья, ни рода княжеского, ни даже бояре, а только соплеменники Рюрика. Греция была предметом похода Аскольда и Дира: они не покоряли себе народов на пути, и только когда ладьи их, перетащенные по сухому пути в Днепр, плыли по сей обширной реке, Аскольд и Дир, может быть, собрав более местных сведений, решили остановиться и основать поселение, в котором можно бы было им собрать силы и приготовиться к дальнейшему походу. Три года, по крайней мере, оставались они в избранном ими месте, на Днепре, пока решились идти далее.

Местом, избранным Аскольдом и Диром, был Киев. Здесь, по преданиям полян, обитателей окрестных земель, княжили некогда знаменитые славянские князья, ходившие в Царьград, коих имена сохранялись еще в наименованиях урочищ. Тогда варяги узнали новый народ, грозный уже не только именем и древней свирепостью и силой. Киевские поляне платили дань хазарам. Было поверье у полян, что власть хазар должна вскоре разрушиться. Варяги обратили дань себе, и, кажется, не встретили сопротивления со стороны хазар. Уже со всех сторон, как мы заметили выше, напирали тогда на хазар новые, дикие племена. Хакан Хазарский трепетал в волжской столице своей и сам отмежевал границу свою Доном, где зодчие, призванные им из Греции, построили город Саркел, или Белую Вежу, для защиты от сильных соседей.

Наконец, первоначальное, смелое предположение варягов, обосновавшихся в Киеве, приведено было в исполнение. Двести челноков, собранных Аскольдом и Диром, были готовы и поплыли по Днепру. Здесь преодолели они затруднения, представляемые днепровскими порогами. Днепровский лиман вывел их на обширное, новое море. Они обращались к западу плыли мимо булгарских областей, и вскоре увидели перед собой греческие земли.

Греция представляла в эту эпоху замечательное явление. Уже давно была забыта греками слава римлян. Рим и язык римский были чужды грекам, хотя императоры Царьграда все еще гордились происхождением от Августа Цезаря и именовались римлянами. Дикие племена варваров расторгли уже древнюю империю римлян, и тщетно меч Велизария распространил на малое время владычество Юстиниана в Италии и Африке. Уже в Италии было новое, сильное царство, новая Церковь, новый первосвященник христианства; Азия, Африка отторгнуты были мечом последователей Корана, два раза приходивших под самые стены Царьграда, за толщею которых едва удержались робкие повелители Греции. Варвары, с которыми тщетно восемь веков боролись римляне и греки, уже обосновались тогда повсюду в Европе; священные границы римских областей давно исчезли, и земли Греции до самого Царьграда были увлажнены кровью варваров и греков. Настало время событий дотоле небывалых, время политики особенной. Римляне обводили свою империю неприступной границей; напротив, византийцы отдали свои обширные области варварам, чтобы укрепиться в остальных, куда переселяли они также множество варваров, приучая их к выгодам гражданской жизни и на них основывая средства защиты. Греческое войско составлено было из союзных наемников: готов, славян, франков, сражавшихся наряду с греческими воинами. Просвещение и образованность греков были в совершенном упадке: поэзия, красноречие, философия заменены были тяжелой схоластикой и теологическими спорами. Но ум и политика греков все еще далеко превосходили простодушную свирепость и дикую силу варваров. Греки имели явное преимущество над всеми варварами. Они истощали все усилия, коими хитрый ум слабого европейца торжествует над грубой, тяжелой силой дикаря. Вооружая варваров на варваров, ссоря их, посевая между ними междоусобия, употребляя их самих на защиту, уступая в необходимости, губя в торжестве, преимуществуя в военном устройстве и обладая тайной греческого огня, ужасавшего варваров, казавшегося им небесными молниями, употребляя самое влияние христианской религии в свою пользу, Греция, при всем унижении своем, в IX веке была еще государством сильным в глазах соседей, превосходивших их в просвещении и богатым, ибо торговля и промышленность были в руках греков. Золото лилось в казнохранилища греческого императора; блеск и пышность окружали его, и великолепный, обширный Царьград с его мраморными зданиями, золотыми, муссийными стенами, многолюдством и обширностью казался городом первым во вселенной, славился за чудо во всех землях. Посланники ко двору Царьградскому, в виду коих император был поднимаем к самому потолку здания на хитроустроенном золотом троне своем, при раболепии царедворцев, при рыкании золотых львов, видели в нем нечто великое, могущественное.

Но этот великолепный повелитель двадцати девяти Фим, или областей, действительных и мнимых (ибо греческая гордость удерживала в императорском титуле области давно потерянные), был раб низких страстей, губивших остатки римского величия, страшился первого маяка, возвещавшего ему движение варварского племени, и, при всех хитростях, трепетал блеска мечей собственных подданных, не только чужеземцев. Уже более 200 лет ни один добродетельный, великий государь не входил на престол Царьградский. Девятнадцать царствований, начиная от кончины Ираклия, представляют или ничтожных владык, или суеверов, занятых ересями церковными, или – чудовищ, приводящих в омерзение свою память. Царствование императора Михаила (с 842 года) напомнило грекам неистовства Юстинианов, Гелиогабалов и Неронов. Предаваясь распутству, бегая по городу с шутами, одетыми в священнические ризы; приказав даже сломать вестовые башни, уведомлявшие о движениях варваров, Михаил с ужасом услышал о появлении врага, до того времени неслыханного.

Греки знали булгар, аваров, дунайских славян, аравитян; но имя руссов в первый раз поразило их слух. С ужасом услышали они, что руссы приплыли с севера, в челноках, по морю: явление новое и неслыханное, ибо греки ожидали врагов или сухим путем от Дуная или из Азии. В Царьграде говорили, что руссы суть скифы, жители горы Тавра, и ужасались, слыша, что они опустошили уже острова Мраморного моря: Плаший, Ятр, Теревинф, откуда бывший там в ссылке патриарх Игнатий едва успел спастись бегством. Бесчеловечная жестокость руссов и жадность к грабежу показывают нам и цель и образ похода их. Михаила не было в то время в Царьграде: ему вздумалось воевать в Азии. Эпарх Царьградский поспешно отправил к нему весть, и державный воитель, прискакав к Царьградскому проливу, увидел зарева в окрестностях столицы. Русские лодки покрывали пролив, и Михаил едва мог пробраться в Царьград. Судя по прежним опытам, греки могли предполагать, что видимые им варвары суть только предшественники врагов многочисленных; думали, что так же, как за первыми отрядами готов, аваров, аравитян, за руссами идут тысячи судов; думали, что Царьград будет осажден, и – народ, унылый, трепещущий за свою участь, ужаснул Михаила: тиран всегда бывает малодушен и бессердечен! Забыв свое кощунство над религией, он шёл в торжественном ходе, какой решился сделать патриарх Фотий в церковь Влахернской Богоматери. Там целую ночь со слезами молились император, патриарх и народ, ожидая чуда к спасению. Между тем совершенная тишина предвещала бурю, и ужасная буря восстала; легкие ладьи руссов были разбиты, потоплены; все гибло. Аскольд и Дир спаслись, но, вероятно, остатки их спутников были столь малочисленны, что они помышляли только о возвращении в Киев, а не о продолжении грабежей. Греки думали видеть чудо в крушении русских лодок, и летописцы греческие приписывали сие чудо ризе Богоматери, хранившейся во Влахернской церкви. Патриарх Фотий торжественно вынес святую ризу, говорят они, погрузил в море, буря зашумела по волнам и погубила ладьи безбожных руссов.