Николай Платошкин - Весна и осень чехословацкого социализма. Чехословакия в 1938–1968 гг. Часть 2. Осень чехословацкого социализма. 1948–1968 гг.

В Чехословакии в январе 1955 года министру внутренних дел Бараку во главе специальной комиссии поручили пересмотреть итоги некоторых политических процессов 1948-1952 годов. В 1955-1957 годах комиссия получила более 16 тысяч жалоб несправедливо репрессированных. Из них было рассмотрено 6978 случаев, но только в 50 из них решили отменить предпринятые против людей меры как несправедливые [237]. Такие «скромные» итоги первой волны реабилитации объяснялись просто: в комиссии Барака работали в основном те же люди, которые всего пару лет тому назад фабриковали всякого рода обвинения против «предателей», «агентов» и «титоистов». Некоторых осужденных выпустили из тюрем, но политически не реабилитировали (например, Смрковского в 1955 году, Марию Швермову – в 1956, Гусака – в 1960).

Из тюрем в духе общей либерализации выпустили также матерей несовершеннолетних детей, молодежь и лиц преклонного возраста.

Но дни рождения и смерти Сталина и Готвальда по-прежнему отмечались чехословацкой печатью с почтением. 1 мая 1955 года в Праге был торжественно открыт самый большой в мире памятник Сталину.

Решения XX съезда КПСС в феврале 1956 года, особенно доклад Хрущева о культе личности Сталина, зачитанный пораженным делегатам в ночь с 24 на 25 февраля, стали полнейшей неожиданностью и для всей Чехословакии.

В работе съезда советских коммунистов участвовала и делегация КПЧ в составе пяти человек: Антонин Новотный (первый секретарь ЦК КПЧ), президент ЧСР Антонин Запотоцкий, премьер-министр Вильям Широкий, председатель Национального Собрания Зденек Фирлингер и министр внутренних дел Рудольф Барак.

24 февраля 1956 года Запотоцкий беседовал в Москве с обучавшимися в СССР чехословацкими студентами, и те спросили его, что он думает об ошибках Сталина. Президент Чехословакии, явно пребывавший в замешательстве от разоблачений Хрущева, ответил: «Ну разве кто-нибудь заинтересован, чтобы вопрос о товарище Сталине стал предметом дискуссий? Правильная политика состоит в том, чтобы не вмешиваться в эти вопросы» [238].

27 февраля Хрущев созвал на совещание всех руководителей компартий социалистических стран (от Чехословакии были приглашены Новотный и Барак). Всем был вручен машинописный текст доклада Хрущева о культе личности Сталина. Новотному рекомендовали открыто критиковать Сталина в ЧСР.

Чехословацкие гости XX съезда КПСС были так потрясены антисталинской речью Хрущева, что целый месяц после возвращения в Прагу не решались проинформировать о ней ЦК КПЧ. Только в ночь с 29 на 30 марта 1956 года Новотный в секретном порядке ознакомил с хрущевской речью руководство партии [239].

Ввиду столь острой критики Хрущевым Сталина Новотному пришлось поругать и Готвальда: «При всех заслугах, которые товарищ Готвальд снискал в борьбе против капитализма, за победу социализма и которые никто не ставит под сомнение, необходимо сказать, что при всей его скромности ему часто приписывали заслуги, которые принадлежали партии и массам. Это вело к созданию атмосферы неприкасаемости вокруг товарища Готвальда, к распространению мнений типа „за нас думает товарищ Готвальд“, к ослаблению коллективного руководства также и в нашей партии».

На самом деле, конечно, критика Готвальда была скорее вызвана желанием не отстать от советских товарищей в задоре разоблачительства и ниспровергательства. Готвальд всегда советовался с Президиумом ЦК КПЧ по всем важнейшим решениям, и никакого культа личности в Чехословакии не было.

Но Новотному удалось в своем докладе выдвинуть тезис, который фактически помешал реабилитации жертв политических репрессий в Чехословакии. Первый секретарь ЦК КПЧ обвинил в репрессиях в ЧСР… Сланского, который якобы импортировал в страну бериевские методы работы. А если Сланский был «чехословацким Берией», то, значит, и казнили его правильно. Тем более и самого Берию в Москве, помимо всего прочего, обвинили в том, что он агент английской разведки.

Новотный распорядился, чтобы с новой оценкой Сталина и Готвальда ознакомили всех членов КПЧ (это произошло в первую неделю апреля 1956 года). Среди многих коммунистов критика Сталина и Готвальда натолкнулась на недоумение. Отмечались даже выходы из КПЧ в знак протеста против нападок на Сталина. На собраниях ругали Хрущева за то, что он так поступил со своим предшественником. Другие не могли понять, почему в Москве ждали три года с момента смерти Сталина, чтобы обрушиться на него. Многие члены КПЧ возражали против именно публичной критики Сталина, которая сыграет на руку Западу и посеет сомнение в душах молодых коммунистов.

Критика Сталина действительно заставила многих коммунистов в смятении взглянуть и на некоторые страницы недавней чехословацкой истории. Если Сталина теперь критиковали за то, что он депортировал целые народы, то, значит, и выселение немцев из ЧСР в 1945 году тоже было неправильным?

Интересно, что к Готвальду на партийных собраниях в апреле 1956 года коммунисты относились еще теплее, чем к Сталину. Вину за репрессии в ЧСР сваливали на Москву или на окружение Готвальда. Особенно доставалось зятю умершего президента Чепичке, который в эпоху репрессий был министром юстиции.

В чехословацких СМИ о докладе Хрущева сначала ничего не писали, зато о нем уже в апреле 1956 года сообщили издававшийся американцами журнал «Свободная Европа» и одноименная радиостанция.

В марте – апреле 1956 года состоялся пленум ЦК КПЧ, который, естественно, одобрил решения съезда советских коммунистов. Но вставал вопрос: что же делать в этих условиях с жертвами политических репрессий в самой Чехословакии? Пока пленум поручил Политбюро ЦК КПЧ разработать меры демократизации внутриполитической жизни в стране, расширения прав местных органов власти и общественных организаций.

Во второй половине апреля 1956 года дискуссия в партии относительно оценки результатов XX съезда была объявлена завершенной. Прозвучавшая в ходе собраний критика была расценена руководством КПЧ как острая, но справедливая. «Козлом отпущения» за ошибки прошлых лет сделали Чепичку. В 1950-1956 годах он был министром обороны, теперь его сняли с этого важного поста и сделали руководителем государственного органа по регистрации патентов и изобретений. В 1959 году Чепичка пережил инфаркт и был тихо отправлен на пенсию.

В партии – и это тоже был знак нового времени – объявили общепартийную дискуссию, результаты которой решили подытожить на общегосударственной конференции КПЧ, намеченной на июнь 1956 года. Но начатая в апреле 1956-го дискуссия угрожала выйти из-под контроля. В ЦК поступило 303 резолюции партийных организаций с требованием созыва чрезвычайного съезда партии. Эти резолюции отражали мнение примерно 14 % членов КПЧ.