Николай Платошкин - История Мексиканской революции. Выбор пути. 1917–1928 гг. Том 2

Условие Моронеса только еще сильнее обострило вражду между ним и Обрегоном. Последний открыто говорил, что лабористы «прыгнули в его поезд в последний момент». Встретившись с Обрегоном, Моронес прямо заявил ему, что не поддерживает его кандидатуру. [719]В свою очередь, многие функционеры КРОМ на местах не прекратили критику Обрегона.

В ответ обрегонисты приступили к организационному подрыву КРОМ. Все стены городов вдруг заполнились плакатами, в которых влиятельные рабочие лидеры, особенно бывшие кромисты, сообщали, почему они решили порвать с КРОМ. Другие плакаты предвещали скорый «конец моронизма». Интересно, что Макар констатировал полную беспомощность якобы всесильной организации перед наступлением обрегонистов, – оказалось, что без поддержки властей КРОМ не более чем «бумажный тигр». Проявилась во всей остроте никогда не затихавшая вражда низовых масс рабочих с кромовским руководством. «Кроме того, большие массы рабочих находятся вне КРОМ'а и ведут с ним отчаянную борьбу, пока еще оборонительную, не на жизнь, а на смерть, в буквальном смысле этого слова: в настоящее время КРОМ сохранил единственное средство борьбы – политическое убийство». [720]Скоро вся Мексика в этом убедится.

Кальес, прекрасно понимавший, что, подрывая КРОМ, Обрегон лишает его единственной массовой опоры в обществе, сохранял осенью 1927 года неясную позицию относительно кандидатуры будущего президента. Об этом говорит и странный эпизод, произошедший в самом начале сентября. К Кальесу явился Серрано и предложил распустить обе палаты Конгресса, так как они превратились в центр агитации за Обрегона. [721]Если бы Серрано (отнюдь не полный идиот; даже Обрегон в публичной полемике признавал ум генерала) не был уверен в поддержке Кальеса, то вряд ли пришел бы к нему с таким предложением. Кальес спросил Серрано, можно ли рассчитывать на поддержку армии в этом случае. Серрано ответил утвердительно и по просьбе Кальеса назвал ему всех генералов, которые согласны с таким шагом. Кальес сказал, что должен хорошенько обдумать это предложение.

Есть данные и о том, что о предстоящем путче Кальесу и Обрегону в деталях рассказал тот, кому мятежники поручили провести арест и расстрел нынешнего и будущего президентов, – генерал Эухенио Мартинес. Он был очень близок к Обрегону с первых дней революции. Когда Обрегон, гражданский человек, возглавил батальон ополченцев штата Сонора для борьбы против диктатуры, капитан Мартинес был там единственным бойцом с военным опытом и сделал из 300 ополченцев полноценную воинскую часть. Когда начался мятеж де ла Уэрты, Обрегон в крайне удрученном состоянии со дня на день ждал сообщения о предательстве Мартинеса. Но когда Мартинес встал на сторону правительства, Обрегон с удвоенной энергией взялся за подавление мятежа.

Мартинес рассказал, что 2 октября 1927 года во время военных учений на столичном аэродроме Бальбуэна должен арестовать и расстрелять Кальеса и Обрегона. В обмен на признание генерала срочно отправили за границу, а 2 октября на летном поле вместо Кальеса и Обрегона появился Амаро с сильной охраной.

Таким образом, правительство из первых рук получило сведения обо всех генералах, готовых поддержать Серрано, но не предприняло никаких мер. А ведь всех этих военных можно было отправить за границу, как Мартинеса, в другие города или просто арестовать.

3 октября 1927 года Серрано и Гомес уехали из столицы. Гомес прибыл в Веракрус, опасаясь, как и де ла Уэрта в 1923 году, за свою жизнь. Никаких данных о том, что он готовил в этот день вооруженное выступление, нет. Готовил ли на этот день мятеж Серрано, тоже до конца не выяснено, хотя вероятность этого есть. В любом случае именно 3 октября восстали два полка и два батальона столичного гарнизона. Заговорщики намеревались арестовать и расстрелять Кальеса и Обрегона. Одновременно подняли мятеж несколько полков в Веракрусе и саперный батальон в Торреоне. Разрозненные выступления произошли и в некоторых других штатах. Странно, правда, что сам лидер мятежа Серрано находился не в столице, а в Куэрнаваке. Этому может быть только одно объяснение – Серрано рассчитывал на поддержку президента.

Мятеж был подавлен молниеносно, и все названные ранее Серрано Кальесу генералы были арестованы и расстреляны фактически без суда. Как писал тогда журнал «Тайм», Мексику охватила «оргия расстрелов». [722] Всего за несколько дней были казнены 25 генералов и 150 других лиц, обвиненных в причастности к мятежу. Серрано арестовали в Куэрнаваке и сразу же расстреляли, хотя он требовал свидания с Обрегоном – вероятно, как раз для того, чтобы рассказать о роли Кальеса, и именно поэтому его уничтожили без промедления. Многие генералы встретили смерть мужественно. Примечательно, что генерал Альфредо Руэда Кихано говорил на суде военного трибунала (обычно эти заседания, бывшие чистой формальностью, длились не более часа), что его вовлекли в заговор обманом. Скорее всего, генерал думал, что действует именно с санкции президента. Кихано расстреливали при огромном стечении народа, и он предпочел, чтобы ему не завязывали глаза. Увидев в толпе американского корреспондента, он улыбнулся и произнес: «Гуд бай». Генерал Фернандо Рейес сам отдал команду расстрельной команде. Был убит без суда и брат бывшего временного президента страны генерал Альфонсо де ла Уэрта.

Гомесу удалось скрыться, и только через месяц его схватил патруль. Генерал пытался оказать сопротивление, но поскользнулся и не успел выхватить пистолет. Судя по воспоминаниям тех, кто его казнил (хотя предвзятость здесь очевидна), Гомес вел себя малодушно, молил о пощаде, попросил завязать себе глаза и даже просил, чтобы офицер дал команду солдатам не голосом, а знаком. Тот так и сделал, сняв свою фуражку.

Были расстреляны все офицеры саперного батальона в Торреоне и все старшие офицеры столичных частей, принявших участие в выступлении. Собственной охраной был убит губернатор Чьяпаса Луис Видаль, который якобы готовился примкнуть к мятежу.

Не ограничившись военными, правительство исключило из парламента 23 депутата – противника Обрегона, 13 из которых были тоже расстреляны без всякого суда. Все имущество мятежников (набралось более 10 миллионов песо) было конфисковано. Находившийся в эмиграции Васконселос решительно осудил кровавые меры властей.

Позиция Кальеса действительно выглядела довольно странной. Мятеж был подавлен молниеносно, фактически не успев начаться, и судебный процесс мог бы усилить позиции правительства. Если только Серрано и Гомес не могли бы рассказать что-то, чего Кальес слышать не хотел. Некоторым лицам из своего окружения президент говорил о том, что принять такие жестокие и противоречащие закону меры его вынудил Обрегон. Начальник полиции Мехико Роберто Крус после смерти Кальеса вспоминал совсем другое. По его словам, он предложил президенту предать всех арестованных гражданскому правосудию. Но Кальес ответил: «Нет… Сегодня Обрегон, завтра я, потом вы. Именно поэтому были отданы приказы расстрелять всех… Пришло время вырвать зло с корнем, генерал Крус. Расстреляйте их и по исполнении этого приказа доложите мне лично». [723]Правда, сам Крус участвовал в расстрелах, спокойно попыхивая сигарой.