Марк Алданов - Картины Октябрьского переворота

Думаю, если бы Ленин дожил до периода мемуаров или исторических трудов, он оказался бы смелее и откровеннее Троцкого. Немецких денег он, так же как и Троцкий, в свой карман не клал, но в отличие от Троцкого Ленин чужим мнением интересовался мало и в американской печати не работал (как не работал до революции в «Киевской мысли» и в «Днях»). Не стеснялся он дела Таратуты, не стеснялся фальшивых ассигнаций, не стеснялся тифлисского мокрого дела — незачем ему было столь стыдливо относиться и к немецким деньгам, весьма удачно им использованным в интересах большевистской партии.

Захват власти большевиками в октябре 1917 года оказался полной неожиданностью для союзников. Первые сведения о перевороте были разноречивы — правда в них тесно перемешалась с выдумкой. В Лондоне была получена из Петербурга телеграмма с сообщением, что ввиду восстания максималистов {4} 4 Так тогда чаще называли большевиков. глава Временного правительства Керенский объединился с генералом Корниловым и гетманом Калединым и что они обратились к русскому народу с общим воззванием. Эту телеграмму (включая и «гетмана») напечатала газета «Тан» (номер 20585). На следующий день то же повторило агентство Рейтера. Менее солидные газеты и агентства, естественно, отнюдь не отставали. Сообщалось об образовании кабинета Родзянко в Москве и кабинета Черного в Петрограде; сообщалось, что в Сибири снова вступил на престол император Николай II; сообщалось, что Керенский с 200-тысячной армией подошел к Петрограду {5} 5 По сведениям «Пти Паризьен», во главе другой армии двинулся на Петроград В М. Чернов. ; сообщалось, что в Зимнем дворце Временное правительство потерпело поражение, зато в Летнем дворце одержало полную победу. По- видимому, не слишком блестящи были и первые сообщения посольств. По крайней мере, в «Тан» (№ 20588) говорится, что британское правительство получило от своего посла из России, через Гаппаранду, краткую телеграмму следующего содержания: «Все благополучно!» Вероятно, сэр Джордж Бьюкэнен хотел успокоить министра и сослуживцев относительно собственной участи. Однако этот отклик английского посла на Октябрьскую революцию звучит как довольно зловещий анекдот {6} 6 Особенно если принять во внимание, что, по мнению германской печати (и не только ее одной), Бьюкэнен был чуть ли не главным вождем и руководителем всей русской революции: все сделал он, члены Временного правительства были только марионетками в его руках... Состряпали даже фильм, в котором в февральские дни английский посол в Петербурге по телефону отдает секретные предписания почтительно слушающим его рурским деятелям восстания. .

Скоро начали поступать и сравнительно точные сведения. Стало известно, что большевики захватили власть и обратились к немцам с предложением мира. Репортеры бросились к государственным людям. Лорд Роберт Сесиль заявил, что подобные действия большевиков представляются ему явным нарушением соглашения союзников от 5 сентября 1914 года. Это было совершенно справедливо, и поистине нельзя не удивляться меткости суждения лорда Сесиля. Во Франции газеты и агентства старались успокоить общественное мнение. Было сообщено, что хотя большевики одержали верх, но «ожидается сильнейшая реакция меньшевиков».

Она ожидается и по сей день.

Разоблачение «развесистой клюквы» так же банально, как и сама эта мифическая клюква. Можно было бы подобрать великолепный клюквенный букет из суждений наших авторов о Западной Европе. Одним из лучших украшений этого букета был бы тот «наказ» Скобелеву, о котором идет речь в настоящем очерке.

В 1917 году в Париже должна была состояться первая общая конференция союзников. Приглашены были и приняли приглашение все участники противогерманской коалиции, не исключая Либерии и Сиама. По разным причинам конференция все откладывалась. Окончательно она была назначена на ноябрь. Россию должны были представлять три делегата. Первым из них был министр иностранных дел М. И. Терещенко. Его кандидатура, разумеется, споров не вызвала. Вторым делегатом Временное правительство назначило генерала Алексеева. После некоторого колебания он отказался и был заменен генералом Головиным. Избрание третьего делегата предоставлялось революционной демократии (это тогда был почти официальный термин), т. е. Центральному Исполнительному Комитету. Он избрал своего представителя не сразу. Газеты того времени называли разные имена: говорили о Церетели, о Плеханове. ЦИК остановился на Скобелеве.

Всякому, кто хоть немного знал этого политического деятеля, впоследствии перешедшего к большевикам, известно, что он был далеко не орел. Почему выбор революционной демократии остановился именно на нем, не берусь сказать. Он часто выступал на митингах и говорил долго, час, два часа, три часа, не вкладывая в свою речь решительно ничего. Правда, «язык дан человеку для того, чтобы скрывать мысли», — но Скобелеву скрывать было нечего. Для обструкции в американской палате представителей это был бы незаменимый человек. Как и многие люди нашего времени, он искренне верил в то, что пролетариат спасет человечество. Бертран Рассел, один из самых замечательных мыслителей наших дней, говорит, что если какой-нибудь человек объявит себя королем Георгом V, то его посадят в дом умалишенных; но если он приписывает совершенно необыкновенные, фантастические и чудесные свойства своему классу, нации или расе, то это и удивления ни у кого не вызывает. Скобелев, впрочем, к пролетариату по рождению не принадлежал; кажется, он вышел из богатой буржуазии. Он говорил по-французски. Других достоинств за ним не значилось. Но, по-видимому, И. Г. Церетели ехать в Париж не желал; Плеханов же был болен, раздражен и находился в систематической оппозиции Совету {7} 7 Имя Плеханова, впрочем, только промелькнуло в газетах. Говорить серьезно об его кандидатуре не приходилось. . Для верности выработали «наказ», которым Скобелев должен был руководиться на конференции. Кто именно этот «наказ» писал, тоже в точности не знаю. Из воспоминаний Суханова можно сделать вывод, что составляла «наказ» целая комиссия {8} 8 Газета «Речь» в номере от 6 октября 1917 года тоже сообщала, что для выработки инструкции представителю революционной демократии была образована в Смольном комиссия из 8 лиц. . Закончив работу, она опубликовала свое произведение, вызвавшее сенсацию не в одной России.

«Наказ» был немедленно передан по телеграфу за границу. Несмотря на его длину, документ полностью напечатала газета «Таймс». Хотел тотчас поместить «наказ» и «Тан». Но из всего шедевра появился в номере от 24 октября только заголовок «События в России»: дальше следовала огромная белая полоса — случай если не небывалый, то во всяком случае чрезвычайно редкий в истории французской правительственной газеты. В последовавшие дни, очевидно, шли переговоры между редакцией и военной цензурой. Через четыре дня в номере от 28 октября «наказ» все- таки в «Тан» появился. В редакционной статье Россия — тоже, кажется, впервые в истории — была мрачно названа «Советландией», а сам «наказ» кратко определен как «celucubrations des maximalistes» {9} 9 9 Напротив, германская и австрийская печать от «наказа» в восторге: наконец-то из Петербурга послышались золотые слова. Это было, разумеется, некоторой бестактностью в отношении Смольного института. Германские газеты из приличия делали оговорки: есть в "наказе» и неприемлемые пункты. В Вене и оговорок, кажется, почти не делали. .