Михаил Ивановский - Вчера, сегодня, завтра

На рисунке пассажного инструмента под трубой видны рычаги, похожие на лапки. Астроном, повернув рукоятку, заставляет эти лапки приподняться, осторожно подхватить снизу ось и переложить ее так, что левая ось попадет на правую опору, а правая — на левую опору.

Перекладывание инструмента позволяет сразу же заметить ошибку инструмента. Если до перекладывания из-за маленького перекоса трубы звезда казалась чуть правее, то после перекладывания она покажется чуть левее или наоборот. Разделив разность пополам, получают весьма точный результат.

Третий виновник ошибок, и притом наиболее опасный, — это сам астроном.

Нет на свете двух одинаковых людей, нет и одинаковых глаз. Все люди видят по-разному. Когда астроном ловит звезду на перекрестке нитей, то одному она кажется чуть выше, другому чуть ниже, одному правее, другому левее. Когда астроном отмечает прохождение звезды через вертикальные нити, то каждый это делает по-своему. Один нажмет клавишу хронографа чуть раньше, другой позже.

Мало того, даже один человек в течение одной ночи не может работать совершенно одинаково. В начале наблюдений измерения бывают сравнительно точны, в конце, когда появляется усталость, увеличиваются и ошибки. Человеческий глаз самый капризный из инструментов.

В прошлом столетии пулковский астроном О. Струве, сын основателя Пулковской обсерватории, заметил, что в его работу неизменно закрадываются ошибки. Ученый убедился, что виновником ошибок является его зрению, его глаза, и решил уличить самого себя.

Для проверки точности своих измерений астроном поставил в двух километрах большой массивный щит и заказал в мастерской маленькие белые цилиндрики из слоновой кости, различного диаметра.

В щите для цилиндриков были высверлены гнезда. Ночью помощник астронома вставлял в гнезда цилиндрики, освещал их ярким фонарем и записывал, в каких гнездах сидят эти искусственные звезды из слоновой кости.

О. Струве, опустив телескоп горизонтально, нацеливал его, как пушку, на щит. Белые кружочки в щите казались ему звездочками различной величины, и он тщательно измерял их положение.

Затем ученый брал у помощника его тетрадь, сравнивал результаты своих измерений с истинным положением цилиндриков в щите и определял, насколько он ошибся.

Этот старинный способ определения ошибок с помощью искусственных звезд теперь уже не применяют — он не дает надежного результата.

Каждый астроном имеет свои личные ошибки, и никто не может сказать, будет ли он ошибаться сегодня так же, как вчера или как-нибудь иначе. Личная ошибка неуловима; она возникает неожиданно и потому опасна. Она всегда неизбежно искажает результаты измерений.

В тиши обсерваторий разыгрывается битва за точность. Сотые и даже тысячные доли секунды берутся на учет. Толщина паутинки, видимой с расстояния в сто метров, уже играет серьезную роль. И астроному есть отчего огорчаться. Он не может, не имеет права верить сам себе, доверять собственным глазам. Они обманывают его.

А как же наблюдать? Как улавливать тысячные доли секунды?

Выход один — нужно изобрести искусственные глаза, которые могли бы заменить астронома у телескопа. Пусть они смотрят на звезды, измеряют, учитывают и сами записывают результаты на ленты хронографов.

Создать искусственные, точные, зоркие глаза, способные улавливать слабый свет звезд, — вот это задача!

В тридцатых годах XX века молодой астроном Николай Никифорович Павлов вместе с директором обсерватории ехал по делу из Пулкова в Павловск. Лошадка не спеша трусила по дороге, а молодой ученый делился с директором своими планами и замыслами научных работ. Говорили они о повышении точности астрономических наблюдений, о том, как хорошо было бы изобрести прибор, способный заменить астронома у телескопа. Электрический глаз — равнодушный, вечно спокойный, точный, зоркий — вот чего не хватает ученым.

В разговоре Павлов обмолвился, что он давно уже обдумывает устройство такого прибора.

Директор, внимательно слушавший своего собеседника, улыбнулся и сказал:

— Вот и хорошо! Вот и займитесь этим делом! С сегодняшнего дня будем считать это темой вашей научно-исследовательской работы!

Отказываться было невозможно, да и не хотелось.

Так мысль, высказанная мимоходом в разговоре, превратилась в рабочее задание и, может быть, в задачу всей жизни ученого.

В 1934 году Николай Никифорович Павлов приступил к работе.

Вскоре стало известно, что за границей тоже конструируют электрический наблюдатель. Поступали сообщения об опытах. Потом в иностранных журналах перестали писать об этих работах. Опыты заканчивались неудачей. Изобретатели не находили способа сделать искусственный глаз более чувствительным и точным, чем человеческий. Их приборы «видели» только самые яркие звезды.

Н. Н. Павлов продолжал работать, уверенный в успехе. У него было одно важное преимущество. В те годы, когда среди молодежи началось увлечение радиотехникой, он был одним из первых советских радиолюбителей. Н. Н. Павлов жил тогда в Омске. С трудом добывая нужные радиодетали или изготовляя их вручную, он строил детекторные приемники с галеновым кристалликом и спиралькой, собирал сложные схемы приемников с лампами «микрушками» и с увлечением изучал радиотехнику.

Радиотехника вытеснила на время любимую астрономию, которой Павлов увлекался с детства. Еще десятилетним мальчиком он знал наизусть все созвездия северного неба, безошибочно отыскивал на небе планеты и мысленно странствовал среди звезд.

Однако, несмотря на всю новизну и богатое будущее, радиотехника не смогла вытеснить астрономию совсем. Она была только временным увлечением.

Н. Н. Павлов стал астрономом, но дружбы с радио не потерял. И вот, когда он приступил к созданию электрического наблюдателя, его юношеский радиолюбительский опыт и знания оказались драгоценными помощниками.

Иностранные ученые, работавшие в этой области до Павлова и одновременно с ним, были либо астрономами, недостаточно знавшими радиотехнику, либо инженерами, не знакомыми с астрономией. И те и другие терпели неудачи.

У Павлова в руках были два козыря: знание и радио и астрономии. Это преимущество обещало победу, но, конечно, не спасало от неудач. Первый прибор, построенный Павловым, был слеповат. Он «видел» фонари, но не замечал звезд. Чувствительность заграничных фотоэлементов, выписанных в обсерватории, была слишком мала. Слабые лучи звезд не оказывали на них никакого действия. Перышко самозаписывающего аппарата чертило унылую, совершенно прямую линию.

Однако Павлов работал в советской стране, где наука делает невиданные успехи; он не был одинок в своих исканиях. Одна лаборатория, очень далекая в своей работе от астрономии, изготовила для профессора Павлова особо чувствительный фотоэлемент. Отечественный прибор оказался несравненно лучшим. С таким фотоэлементом уже можно было быть уверенным в успехе.