Евгений Горбунов - Восточный рубеж

Боевые действия происходили в районе восточного выступа территории МНР главным образом на восточном берегу реки Халхин-Гол, между ею и государственной границей. Действия воздушных сил в этом районе распространялись в глубину: со стороны японской авиации до Баин-Тумень, со стороны советской авиации до линии Со-лунь, Джамин Сумэ, Ганьчжур. Район боевых действий со стороны Маньчжурии лежал на пути, выводящем в глубь Забайкалья, с нашей стороны занимал фланговое положение к Хайларскому укреплённому району и лежал на кратчайшем пути движения в глубь Северной Маньчжурии — в обход Хинганского хребта с юга на Солуньском участке. Район боевых действий представлял собой безлесную и незаселённую местность. Особенно характерным моментом является большое удаление его от железных дорог на территории МНР и сравнительно небольшое на маньчжурской территории (от станции Соловьёвск район отстоял на 750 километров, от Халун-Аршана на 80 километров).

Выбор района боевых действий принадлежал японскому командованию. Оно организовало нападение на территорию МНР в этом районе, учитывая удалённость района на территории МНР. Захват этого района обеспечивал надёжное прикрытие для будущей железной дороги Халун-Аршан — Ганьчжур. При решении вопроса о выборе района боёв играла роль и удалённость наших войск от него, и недооценка японским командованием наших возможностей сосредоточения сил в чрезмерно удалённом районе от железных дорог и баз. Следует отметить и то, что японская разведка располагала достоверной информацией о дислокации частей 57-го особого корпуса на территории МНР. Район боевых действий оказался пригодным для использования всех родов войск при благоприятных условиях подвоза для японцев и при труднейших условиях питания наших частей в силу растяжки тыла, равной 750 километров.

Упущений в боевой подготовке войск и в подготовке театра военных действий было много. Сказывалась неопытность командного состава, халатность и, может быть, какое-то благодушие — надежда на то, что ничего серьёзного не случится. Вот как оценивалась обстановка перед началом боёв в докладе штаба:

«Командование 57-го особого корпуса, в лице комдива Фекленко, советники МНРА, штабы 57-го корпуса и МНРА проявили преступную халатность в деле подготовки восточного направления к развёртыванию боевых действий.

Этого района ни командование 57 ОК и МНРА, ни их штабы совершенно не знало и там не бывало. Командиры соединений и их штабы также никогда ни на одном направлении не бывали и учений не проводили. Связь и управление на этом направлении также не была совершенно подготовлена, и всё базировалось только на одном проводе до Тамцак-Булака. Никаких узлов связи подготовлено не было. Никаких оперативных расчётов, отработанных соображений и документов на сосредоточение советско-монгольских частей, на случай развёртывания боевых действий, ни в штабе 57-го корпуса, ни в штабе МНРА не оказалось. Части 57-го корпуса и части МНРА оказались очень плохо подготовленными, особенно плохо был подготовлен штаб 57-го корпуса…» Оценка в докладе была жёсткая. Конечно, если начальник штаба корпуса «японский шпион», то оценка работы штаба в таком докладе, который предназначался высшему командованию, может быть только отрицательной. Но если спустя шестьдесят лет отбросить все ложные обвинения, то всё равно надо признать, что к возможным крупномасштабным конфликтам с частями Квантунской армии в 1939 г. командование корпуса было не готово. И дело здесь ни в том, что бои начались в восточном выступе. Начнись они в любом другом месте монголо-маньчжурской границы — результат первых столкновений был бы точно таким же. Не были мы готовы к серьёзному конфликту, и исправлять просчёты и ошибки пришлось уже в ходе боёв.

В апреле 1939 г. командующий Квантунской армией генерал Уэда издал оперативный приказ № 1488 с изложением «Принципов разрешения советско-маньчжурских споров». В одном из пунктов приказа предписывалось: «В случае нечёткого обозначения границы, устанавливать её по своей инициативе, а если противная сторона станет этому препятствовать, смело вступать в бой и добиваться победы, не заботясь о последствиях, о которых позаботится высшее начальство». Как отмечает японский историк К. Хаяси, с получением приказа № 1488 командиры частей и соединений Квантунской армии стали просто игнорировать прежнюю линию границы и вторгались на чужую территорию, считая её своей, а когда этому хотели помешать, они применяли силу.

В это время японский генштаб рассматривал целесообразность переноса усилий с восточного и северного направлений на западное, в случае войны с СССР. В штаб Квантунской армии были направлены офицеры оперативного управления, а 23-я пехотная дивизия была переброшена в район Хайлара. Всё это делалось с целью «изучить возможность ведения боевых действий на западном направлении и сбора разведывательных данных для разработки операции против советской Забайкальской железной дороги».

Положение на границах республики обострялось с каждым днём, и командование 57-го особого корпуса решило принять меры предосторожности. Из частей корпуса был сформирован сводный отряд в составе мотострелкового батальона 11-й танковой бригады, роты бронемашин, сапёрной роты и артиллерийской батареи. Общая численность отряда составляла 1200 человек рядового и командного состава. 1 марта командир батальона старший лейтенант Быков получил приказ командира бригады комбрига Яковлева принять командование сводным отрядом и выступить в район Тамцак-Булака. Считалось, что присутствие советских войск в этом районе отрезвляюще подействует на японских агрессоров и удержит их от провокационных действий на монгольской границе. После пятидневного марша отряд прибыл в Тамцак-Булак, где уже были расквартированы подразделения 6-й монгольской кавалерийской дивизии. Восточнее города не было никаких частей советских или монгольских войск, и вся территория охранялась только монгольскими пограничниками.

С 11 мая на границе фактически уже шли бои с регулярными японо-маньчжурскими частями, а командование корпуса, не зная и не понимая происходящих событий, 15 мая выехало по хозяйственным делам на лесоразработки за 130 километров от Улан-Батора. Кущев выехал в Улан-Удэ за 650 километров от места событий. В штабе корпуса в Улан-Баторе остался только заместитель начальника штаба полковник Третьяков. Ему и пришлось отвечать на все вопросы Москвы ночью 15 мая во время разговора по прямому проводу. Вот начало этого разговора:

«У аппарата заместитель начальника штаба полковник Третьяков.

У аппарата полковник Шевченко (Генштаб). Уже в течение двух дней иностранная пресса помещает сведения о том, что на реке Халха между японскими и монгольскими войсками происходят боевые действия. Прошу сейчас же сообщить, какие у Вас имеются данные по существу этого вопроса, насколько достоверны сведения иностранной прессы? Какая у Вас имеется связь с частями, расположенными в указанном районе? Где сейчас Фекленко? Всё. Прошу ответить».