Евгений Горбунов - Восточный рубеж

4 марта 1932 г. в советском официозе — газете «Известия» — была опубликована передовая статья: «Советский Союз и Япония». В статье стандартные фразы о миролюбии Страны Советов, о росте японских провокаций. В качестве антисоветской интриги было представлено заявление представителя японского МИДа о неизбежности военного столкновения между Советским Союзом и Японией. Статья отмечала рост агрессивных намерений японских милитаристских кругов и предостерегала любителей военных авантюр, заявляя: «Советское правительство вело, ведёт и будет вести твёрдую политику мира и невмешательства в происходящие в Китае события…» Это была бы обычная передовица, в которой говорилось о миролюбии, если бы не одно обстоятельство.

Для доказательства агрессивной политики Японии в Маньчжурии в статье цитировались два документа. Именно те два документа, которые были добыты политической разведкой и легли на стол Сталина. Оба абзаца, отмеченные генсеком, полностью вошли в статью. Резюме посла было опубликовано полностью. Конечно, отрывки из японских документов попали в редакцию из сталинского кабинета, и именно он решал, что надо напечатать в этой газете. Такая публикация, когда в официозе ссылались не на японских авторов, выражавших собственное мнение, а на документы, появилась в советской печати впервые. И она явилась поводом для дипломатического демарша с японской стороны.

На следующий день состоялась беседа заместителя наркома иностранных дел Карахана и посла Японии Хирота. Содержание беседы в советских газетах тогда не публиковалось. Этот дипломатический документ был опубликован только в 1969 г. в очередном 15-м томе Документов внешней политики. Беседа в основном касалась положения на КВЖД, но говорили и о статье в «Известиях». Посол попал в пикантное положение. Он отлично помнил содержание своего предложения начальнику генштаба и, конечно, узнал текст, опубликованный в передовице. И в то же время ему приходилось делать вид, что к этому тексту он отношения не имеет. Вот выдержка из записи беседы:

« Хирота. Вчера в официальной газете опубликована статья, в которой сказано, что советская сторона располагает документами, которые касаются разных серьёзных вопросов. Посол сожалеет, что создаётся атмосфера, которая волнует общественное мнение, нужно устранить такую атмосферу.

Карахан. Неверно, что дело в статье. Статья в „Известиях“ является ответом, отражением фактов, уже в течение месяцев создаваемых в Маньчжурии, среди белых, у корейской границы. А документы, приведённые в статье, тоже написаны раньше самой статьи. Так что неправильно искать источник „атмосферы“ в самой статье. А если Вы вспомните серию статей Хата, выступления Кухара и ряд других агрессивных выступлений японских деятелей, Вы согласитесь, что вредную атмосферу создают с японской стороны.

Хирота. Да, но у нас опубликовывают только личные мнения, а у вас перевозят войска.

Карахан. Мы усиливаем наши дальневосточные гарнизоны — это факт. И это совершенно естественно после всех фактов последних месяцев усиления агрессивной деятельности белогвардейцев против СССР, выступлений японских деятелей, когда рядом у границ СССР происходят факты, о которых Вы знаете лучше меня. Вы должны согласиться, что позиция, занятая статьёй „Известий“ совершенно правильная. Мне казалось, что Вы должны были отнестись с полным и искренним уважением к мнению, высказанному в этой статье.

Хирота…в статье вашей газеты есть документы, из которых видно, что японская сторона имела заднюю мысль и придерживается агрессивной политики и что Япония имеет намерения вмешиваться в дела СССР. Если это случилось, значит, японский дипломат, находящийся в СССР, не разъяснил энергичным образом, что у Японии нет никакого намерения вмешиваться в дела СССР. Надо создавшуюся атмосферу очистить. Я жалею больше всего о том, что в статье „Известий“ пишут, что располагают документами, в которых некоторые отдельные лица пишут о том, чтобы как можно скорее начать войну против СССР. Опираясь на такое мнение частных лиц, СССР перебрасывает свои войска. С одной стороны, мнения частных лиц, а с другой войска.

Карахан. Во-первых, газета пишет, что это мнение очень ответственных людей, так что с ними надо серьёзно считаться. Во-вторых если мы усиливаем наши дальневосточные гарнизоны, это не нарушает наших обязательств по существующим договорам. В-третьих я не думаю, чтобы в Японии это усиление наших гарнизонов могло бы возбудить какие-либо вопросы, когда известно, что японские войска находятся за пределами своей территории и на КВЖД, и у советско-корейской границы…

Хирота. Меня беспокоит статья „Известий“. У советской стороны есть документ, который дал основание для отправки войск. Это создаёт атмосферу нехорошую».

Конечно, Карахан как первый зам. Литвинова знал многое. И содержание японских документов, и их авторы ему были известны. Сказать Хирота, что он автор одного из документов, заместитель наркома не мог. И два дипломата соревновались друг с другом. Японский дипломат делал всё, чтобы не выдать своего авторства. Советский дипломат, видя, что тот нагло врёт, должен был делать вид, что не догадывается об этом. Старое правило: «язык дан дипломату для того, чтобы скрывать свои мысли», действовало в полной мере.

Хирота сделал блестящую карьеру. Он был министром иностранных дел и некоторое время премьером. После войны вместе с другими японскими военными преступниками сел на скамью подсудимых. Судил его Международный трибунал для Дальнего Востока. И во время суда опять появились эти же документы. Их фотокопии были представлены трибуналу советским обвинением. И Хирота, и выступивший в качестве свидетеля Касахара признали их подлинность. Советский обвинитель Голунский в своём выступлении в октябре 1946 г. дал такую оценку этому документу: «В первой половине 1931 г., когда ещё только разрабатывался план захвата Маньчжурии и подготавливалось его осуществление, японским генштабом был командирован в Европу генерал-майор Харада. Есть все основания предполагать, что одной из главных целей его командировки было изучение ситуации в Европе в связи с проводившейся в то время подготовкой к активизации японской агрессивной политики. Из записи беседы (Харада — Хирота) можно убедиться в том, что ещё летом 1931 г. вопрос о нападении на СССР стоял в повестке дня не только у руководителей японской военщины, но и у японских дипломатов. Этим документом мы докажем, что японское правительство и генштаб точно знали от своих официальных представителей в Москве, что Японии со стороны СССР ничего не угрожает и, следовательно, все разговоры об обороне являлись только маскировкой замышлявшейся агрессии».