Коллектив авторов - Западная Белоруссия и Западная Украина в 1939-1941 гг.: люди, события, документы

Отношения между этническими группами, в первую очередь между поляками и евреями, начали приобретать конфликтный характер. Обострение отношений объясняется тем, что на территории Западной Белоруссии с установлением советской власти формально сложились условия для формирования «равностатусного контакта» между этническими группами, то есть был ликвидирован этнический приоритет польской группы. Для того, чтобы «равностатусный контакт» стал привычным для всех групп населения, требовалось длительное время, особенно для польской группы. Тем более, что действовала политика двойных стандартов, и поляки чувствовали угрозу своей этнической безопасности как со стороны советского государства, так и со стороны местного населения. Адаптация поляков к этой ситуации была болезненной, реакцией на нее стала гиперболизация этнического сознания, а гиперидентичность всегда повышает уровень интолерантности в межэтнических установках. Снижение этнотолерантности привело к закреплению негативных этностереотипов в отношении еврейского и отчасти белорусского населения.

Разнообразие межэтнических контактов, неоднозначность, неровность, изменчивость характера межэтнических отношений в различных регионах, в городской и сельской местности, в разных сферах жизни позволяет говорить о мозаичности межэтнической ситуации в Западной Белоруссии в 1939–1941 гг. Наблюдались две противоположные стороны межэтнических отношений: взаимное притяжение и взаимное отталкивание. При том, что происходило усиление межэтнической напряженности между евреями и поляками на идеологической почве, а также рост антисемитских настроений, нельзя преувеличивать значение этой тенденции. Межэтнические отношения в этот период не следует полностью сводить только к нарастанию противоречий — значительная часть белорусского, польского, еврейского населения продолжала сохранять добрососедские отношения, основанные на взаимном уважении и поддержке. Определенная межэтническая дисгармония в общественно-политической сфере уравновешивалась общей вынужденной заинтересованностью этнических групп в мирном сосуществовании. Полной изоляции этнических групп в Западной Белоруссии не произошло, сохранялись традиции этнического симбиоза, т е. взаимовыгодного альянса, что наиболее типичным было для сферы жизнеобеспечения. Прагматизм межэтнических отношений являлся своеобразной стратегией выживания в условиях тоталитарного режима.

Несмотря на кажущуюся окончательность решений Рижского мирного договора 1921 г., советское государство, уступившее Польше часть белорусских и украинских земель под давлением неблагоприятных обстоятельств, не теряло надежды возвратить утраченные территории и ждало подходящих для этого условий. В 1939 г. такой момент настал, и снова, как во времена разделов Речи Посполитой, актуальным стал девиз Екатерины II «отторженное возвратих».

После ввода частей РККА в Западную Белоруссию, что, бесспорно, может быть расценено как нарушение ранее принятых польско-советских соглашений и оккупация польской территории, Советский Союз предоставил возможность населению занятых земель определить их дальнейшую судьбу (заметим, что в 1921 г. польское государство не рискнуло пойти на столь демократичный шаг). Не будем отрицать того, что отчасти проведение Народного собрания в Белостоке было умело срежиссированным спектаклем, депутаты ангажированы, а его решения подготовлены и утверждены Кремлем. Но можно ли представить себе иной вариант развития событий, принимая во внимание, что польского государства уже не существовало, а ближайшие перспективы для западных областей Белоруссии сводились к альтернативе: попасть под немецкую оккупацию или войти в состав СССР? Народное собрание озвучило единственно возможный выбор жителей Западной Белоруссии.

Социалистические преобразования, развернутые в западных областях Белоруссии в 1939–1941 гг., на первый взгляд впечатляют многовекторностью, охватом различных, как магистральных, так и периферийных областей жизнедеятельности. Но, несмотря на масштабы работ по советизации западных областей Белоруссии, они коренным образом не изменили образа жизни большей части населения. Главное, на что были направлены усилия советского руководства — на подготовку арены будущих военных действий (передислокация войск, укрепление оборонительных рубежей, обеспечение безопасности новой границы и прилегающих к ней территорий). Именно военно-стратегические цели обусловили репрессии в отношении политически неблагонадежных групп населения. Остальные мероприятия советской власти на территории Западной Белоруссии были достаточно поверхностны и декоративны (в первую очередь это касается коллективизации).

Тем не менее, советизация западных областей Белоруссии происходила достаточно болезненно, сопровождалась ломкой прежнего и утверждением нового жизненного уклада, внедрением новых норм поведения, быта и морали. Жители западных областей Белоруссии по-разному относились к тем изменениям, которые начались с установлением советской власти. При внешне идиллической картине массовой поддержки советской власти, здесь хватало критически и враждебно настроенных по отношению к ней людей.

Одним из незапланированных советской властью последствий советизации Западной Белоруссии стало реструктурирование системы межэтнических отношений, изменение характера межэтнического взаимодействия. Вчерашняя элита — польская группа — не выдержала своего рода культурный шок, испытываемый даже не столько от падения своего статуса, сколько от роста престижности еврейской группы. Посттравматический синдром польской диаспоры от потери государственности и влияния в обществе привел к нарастанию этномобилизационных процессов в среде поляков и неизбежно способствовал снижению адекватности восприятия остальных этнических групп, распространению ксенофобных реакций. Польско-еврейский межэтнический конфликт того периода был, на наш взгляд, в действительности не настолько глобальным и острым, как это запечатлелось в исторической памяти поляков. События 1939–1941 гг. способствовали увеличению психокультурной этнической дистанции между поляками с одной стороны и евреями и белорусами — с другой стороны, что имеет определенные отзвуки и на современном этапе развития межэтнических и межгосударственных отношений.

В сентябре 1939 г., после нападения Германии на Польшу, ни польское руководство, ни общество не ожидали агрессии со стороны Советского Союза. Казалось, что пакт о ненападении, подписанный с СССР 25 июля 1932 г. и продленный в 1934 г. на 10 лет, защищает восточные польские границы. В конце 30-х годов XX века Польша, в соответствии с более ранними рекомендациями маршала Юзефа Пилсудского, старалась вести так называемую политику равновесия («равного удаления») в отношениях с Советским Союзом и Германией (26 января 1934 г. была подписана польско-немецкая декларация о ненападении). На практике существовали, однако, определенные отклонения от этой политики: нацистские министры охотились в Беловежский Пуще, но советских политиков там не было. Даже министр иностранных дел Максим Литвинов (Меир-Хенох Валлах), который родился в Белостоке и имел там близких родственников, проезжал через этот город относительно спокойно. Таким образом, возникла такая ситуация, что, с одной стороны, Адольф Гитлер связывал с Польшей чрезмерные ожидания, с другой — Иосиф Сталин необоснованно приписывал Польше стремление в союзники Германии. Власти ІІІ Рейха, завершая свои заигрывания с Польшей, длящиеся с 1933 г., действительно в последнем квартале 1938 г. сделали предложение о союзе и рассчитывали на положительный ответ. Перед Польшей ценой небольших уступок, благодаря предлагаемой совместной акции против СССР, немецкие политики открывали большие перспективы. На практике это, однако, означало зависимость от более сильного партнера. Здесь надо отметить, что идеологические соображения не играли тогда большой роли, так как оценка гитлеровской Германии до начала войны была совершенно иной, нежели после войны, когда нацистский режим отягощали неисчислимые преступления, принесшие невиданное число жертв. Последнюю попытку склонить польских политиков на сторону немецких предложений предпринял во второй половине марта 1939 г. министр иностранных дел Иоахим Риббентроп, но и она закончилась неудачей.