Николай Николаев - 500 великих загадок истории

Тогда он принял решение привлечь к делу людей более ученых, чем он сам.

Среди своих визитеров, однако, он встретил одного лиценциата от медицины (сейчас он назывался бы кандидатом медицинских наук), которого звали мэтр Ансельм и который отнесся к делу серьезно.

Фламель более 20 лет посвятил исследовательской проверке каббалистических комментариев лиценциата.

Счастливая мысль наконец осенила Фламеля, правда, через 20 лет после начала работы, но лучше поздно, чем никогда. Она была проста и естественна. Размышляя над происхождением книги (а это была еврейская книга), Фламель решил проконсультироваться относительно смысла непонятных мест у какого-нибудь представителя племени Авраама.

И вот, получив согласие своей Перниелль, взяв посох и завернувшись в пелерину, как и полагается паломнику, он отправляется в Испанию. Он не забыл захватить с собой копии рисунков из знаменитой книги, которую по-прежнему ни за что на свете он не хочет выносить из дома и кому-либо показывать. Фламель совершил это путешествие в 1378 г., и оно сыграло решающую роль в его судьбе.

Проезжая через город Леон, он встретил купца из Болоньи, у которого был друг, по профессии врач, а по национальности еврей, но принявший христианство. Узнав об этом, Фламель поспешил свести знакомство с этим человеком. Мэтр Канчес, так он назвался, был искушенным каббалистом, очень сведущим в высоких науках.

Фламель с бьющимся сердцем слушал чудесные комментарии, которых он так долго ждал. Но как ни велика была его радость, она не могла сравниться с радостью еврея. Действительно, он с трудом мог поверить, что достиг наконец высшей цели своих долгих и мучительных трудов, философского камня, заключавшего в себе столько природных тайн и чудесной силы. Мэтр Канчес видел себя на пути к ценнейшей из книг, единственной, недостижимой, сочинению, потерянному одним из князей кабалы, название которой – единственное, что было о ней известно на протяжении множества веков, – было почитаемо среди самых ученых докторов народа Авраама.

Можно догадаться, что Фламель не стал сопротивляться намерениям ученого алхимика и предложил ему совместное путешествие в Париж. Но в нескольких днях пути до Парижа Канчес заболел и, несмотря на все старания и заботы своего друга, умер у него на руках после семи дней болезни. Фламель благочестиво отдал ему последний долг.

По прибытии в Париж Фламель должен был еще три года работать по неполным инструкциям, которые он получил от еврея. К концу этого периода он достиг столь горячо желанной цели и с помощью Перниелль, которая принимала участие во всех его работах, он получил наконец великий камень мудрости.

Каково бы ни было мнение об этом замечательном событии в жизни нашего алхимика, нет сомнений, что его состояние, по всем признакам, фантастически умножилось именно в это время. Уже пожилые супруги, не имеющие детей и надежды их иметь, желая отблагодарить Господа Бога за те милости, которые он им послал, решили посвятить свои богатства делам благотворительности и милосердия. Для начала они превратили свой маленький дом на улице Мариво в приют для вдов и сирот, нуждающихся в поддержке. Супруги приходят на помощь бедным – они основывают больницы, строят или ремонтируют кладбища, восстанавливают портал церкви Сент-Женевьев-дез-Ардан, финансируют создание приюта Тридцати пяти, обитатели которого ежегодно приходят в память об этом в церковь Сен-Жак-ля-Бушери помолиться за своих благодетелей. Это паломничество продолжалось до 1789 г. В архивах этого прихода сохранилось, кроме завещания Фламеля, более 40 актов, свидетельствующих о значительных его дарах этой церкви.

По слабости человеческой на различных памятниках, воздвигнутых благодаря его щедрости, он пожелал сделать свое скульптурное изображение с гербовым щитом, на котором видна рука, держащая чернильницу в форме герба.

В этой портретной галерее, оставленной на память потомкам, Фламель не забыл поместить изображение своей дорогой Перниелль.

«Эти прекрасные наряды и украшения никогда не осмелятся прикрыть ни ее красивую шею, ни ее красивую грудь, дабы не мешать людским взглядам любоваться столь совершенной красотой…» В этом портрете, набросанном господином де Брантомом, вы, возможно, узнали самую знаменитую из принцесс де Валуа: Маргариту Французскую, дочь короля Генриха Пи Екатерины Медичи, которую памфлеты провозгласили женщиной с 11 лет, любовницей своих братьев и, как говорят, всех мужчин двора…

В августе 1572 г. 19-летняя Маргарита готовилась стать супругой короля Наварры, иначе говоря, будущего Генриха IV.

Согласно обычаю, невеста провела ночь в епископстве. Утром, в понедельник 18 августа, «одетая по-королевски, с короной и хвостиком пестрого горностая в волосах, вся сверкающая драгоценными камнями, в великолепном голубом манто», та, что через несколько мгновений станет королевой Наваррской, увидела Генриха перед порталом церкви Нотр-Дам. Жених, будучи протестантом, не мог войти в католический храм. Здесь, перед церковью, их и сочетали браком. Когда Марго был задан традиционный вопрос, она не отвечала – ее сердце было открыто только герцогу де Гизу – и жених подтолкнул ее, заставив кивнуть в знак своего согласия.

Варфоломеевская ночь

В пятницу 22 августа жизнь вошла в свое обычное русло. Как обычно, адмирал Колиньи пришел в совет, который состоялся в Лувре. Он покинул короля чуть ранее 11.

Его влияние на короля все больше раздражало Екатерину, которая пыталась держать власть в своих руках.

Колиньи вышел на узкую улицу д’Отриш, зажатую между двумя площадками для игры в мяч. Внезапно из окна раздался выстрел. Наемный убийца, некто Морвель, стрелял в адмирала по приказу герцога де Гиза и по просьбе Екатерины и ее сына Генриха Анжуйского, будущего Генриха III.

Адмирал был доставлен к себе, в гостиницу Понтье на улице Бетизи – это было в двух шагах. Раны Колиньи оказались несерьезными: у него была перебита рука и оторван указательный палец. Он обратился к друзьям, столпившимся у его кровати:

– Я прошу вас ничего не предпринимать и отказаться от мести с оружием в руках: любое вооруженное столкновение может нас погубить.

Однако Париж бурлил, позакрывались лавки. В мелких буржуа взыграла кровь, дворяне-протестанты сбегались к гостинице Понтье и говорили только об одном – об отмщении.

Для Екатерины ситуация складывалась не лучшим образом. Необходимо было убедить короля в том, что единственно возможный выход – расправа с гугенотами. Она направила к Карлу Гонди, которому тот полностью доверял.