Армен Гаспарян - Россия и Германия. Друзья или враги?

Отсюда вытекают два принципиально важных вопроса. Первый: кто у кого должен был все-таки учиться? И второй: кто кого мог чему-то научить?

И вот Дьяков и Бушуева хотят нам доказать, что спустя каких-то жалких пять лет после тех событий все уже у нас было настолько хорошо, что мы могли даже немцев учить. Не скрою, такая оценка льстит национальному самолюбию, но она, к сожалению, весьма далека от реалий эпохи. Нет, каждый, безусловно, имеет полное право верить, что Вилли Мессершмитт провел серию спиритических сеансов с нашим летчиком Нестеровым и после этого Германия получила те самые самолеты. Но это, согласитесь, уже территория психиатрии.

Ленин вовсе не случайно возлагал особые надежды в мировой революции на германский пролетариат. Глупо отрицать, что немецкая промышленность значительно превосходила нашу. Не важно, какой период мы возьмем для сравнения – Российскую империю или первые годы советской власти. Результат от этого не изменится ни на йоту. Самолетов в годы Великой войны немцы произвели больше в 10 раз. Все современники тех событий не считали для себя зазорным признать реальное положение дел.

С танками – такая же история. В конструкции первого нашего танка, получившего скромное название «Борец за свободу товарищ Ленин», не было ни единой собственной идеи. Его элегантно скопировали с французского «Рено» в 1920 году. Всего было произведено 15 таких машин, после чего руководство Рабоче-крестьянской Красной армии впало в глубокую задумчивость по поводу полезности танков в грядущей войне. Вышли из интеллектуального тумана только в 1927-м. Надо ли говорить, что немцы все эти годы не плевали в потолок, а напротив – активно работали? Авторы книги «Фашистский меч ковался в СССР» об этом ничего не сообщают. Невероятно застенчивые люди.

На любую проблему можно посмотреть и с другой стороны. Допустим, мы все-таки учили немцев премудростям танкового искусства. Можем допустить это на минуту? Конечно. Но тогда тут же встанет другой неприятный вопрос: а имелись ли в Советской России в нужном количестве квалифицированные кадры? Скромно замечу, что после окончания Гражданской войны более 70 % населения страны было неграмотным. В некоторых регионах эта цифра была еще выше. И как-то не очень хочется сравнивать с Германией, где среднее образование стало обязательным через год после появления на свет в Симбирске Володи Ульянова.

Отсюда вытекают два принципиально важных вопроса. Первый: кто у кого должен был все-таки учиться? И второй: кто кого мог чему-то научить? Не надо сейчас меня обвинять в неуважении к прошлому страны. Гордость за историю Родины заключается не в том, чтобы лгать самому себе. Огромные проблемы были у советского государства в те годы. И далеко не случайно Ленин произнес свое знаменитое «учиться, учиться и еще раз учиться». Нет ничего зазорного в том, чтобы признать: не мы немцев учили, а они нас – в очередной раз. Так уж повелось испокон веков. Традиция, ничего не поделаешь.

Но делали это немцы вовсе не из врожденной филантропии. Не было, по сути, у Германии иного выхода. Версальский мир стал подлинным национальным унижением. Армия не могла превышать 100 тыс. человек, из них офицеров должно было быть лишь 4 тыс. Представляете, какой это удар по прусской военной традиции? Я уже скромно молчу про ликвидацию Генерального штаба, запрет на танки, авиацию и артиллерию. Военно-морской флот также подвергся подлинному разгрому. Берлин искал возможность обойти кабальные условия Версаля. И при всем кажущемся богатстве выбора других вариантов, кроме Советской России, у него не было.

При этом экономика страны победившего пролетариата тогда была, мягко говоря, не на подъеме. Гражданская война добила промышленность, да и международная изоляция была – не чета нынешним санкциям. А ведь и до революции все основные новейшие научно-технические разработки в Россию ввозились. В начале 1920-х даже такой возможности не стало, и помощь Германии пришлась как нельзя кстати. Это вовсе не мое утверждение. Сомневающимся рекомендую полистать советскую печать того времени.

Свидетелям «ковки фашистского меча в СССР» это все, разумеется, не интересно. Они искренне считают, что вполне возможно было помириться со странами Антанты, и только упертость и врожденная дурь большевиков помешали создать этот прочный союз. В очередной раз интересуюсь – какая отметка по истории стоит у этих удивительных людей в аттестатах об окончании средней школы? Лично я не могу сказать, что учился блестяще, однако это не помешало мне еще в восьмом классе узнать об условиях, выдвинутых на Генуэзской конференции.

От нашей страны требовалась сущая малость. Такой пустяк, что даже вспоминать о нем мелко и недостойно. Но я все-таки озвучу: державы Антанты повелевали признать долги правительства Российской империи и Временного правительства, оплатить все убытки иностранным инвесторам и вернуть зарубежным владельцам национализированные предприятия. Если кто-то не понял, последний пункт входил в прямую конфронтацию со всей идеологией партии большевиков. И, разумеется, Ленин, и до этого видевший мировую буржуазию исключительно в гробу и в белых тапочках, от своих взглядов отказываться не собирался. Глупо ожидать от Владимира Ильича иного. Принципиальный был человек – не то что нынешние его последователи из КПРФ.

Важный вопрос: а сколько всего было центров подготовки немецких военных в России? Если послушать отдельных умников, то чуть ли вся страна превратилась в один сплошной лагерь рейхсвера.

Союз с Германией – принципиально иная история. Да, ожесточенно воевали друг с другом в Великой войне. Но Ленин всегда был противником схватки империалистических хищников. Не стоит также забывать, что Германия – родина Карла Маркса. А значит – пролетариат не просто идейно близкий, а воистину братский. И главное – соглашение с немцами заключалось на основе взаимного отказа от претензий. Чувствуете разницу?

Если нет – вот вам несколько цифр для более полного понимания. Чтобы договориться со странами Антанты, требовалось 18,5 млрд. золотых рублей. Сумма не просто гигантская. Это пять годовых бюджетов Российской империи образца последнего предвоенного 1913 года. Но и это еще не все. В сумму не включена стоимость национализированных предприятий. А она, как вы, надеюсь, понимаете, несколько превышает стоимость бутерброда с килькой. Это если мягко сказать.

Мне никогда не понять, почему новый союз с Антантой выдается современными либеральными мыслителями за невероятное благо, а союз с Германией – за потрясающее зло. И дело вовсе не в моих личных симпатиях к родине Шиллера и Гете. Берлин традиционно был нашим ключевым торговым партнером. Никакого фюрера в описываемую эпоху у власти там не было и еще не предвиделось. Поражение в Великой войне, хотя и больно ударило по национальному самолюбию, почти не сказалось на темпах развития промышленности. Так объясните мне, почему категорически нельзя было заключать Рапалльский договор?