Александр Лепехин - На Дедиловском направлении. Великая Отечественная война на территории Киреевского района

В конце июня месяца мы вступили в бой под Малоярославцем. Сначала я был связным у ком. взвода, затем у ком. роты, после попал к ком. батальона. Остальных шоферов кого в разведку, кого в стрелковые части направили, стрелковая часть была. Ну а мне пришлось нести службу при командире батальона. Ну какая задача была. Связь. Рация была одна на батальон, она больше стояла чем работала, в боевой обстановке телефонные линии рвались, приходилось осуществлять связь между комбатом и стрелковыми ротами и ком. взводов. Приходилось так что придешь на передовую, а там ни ротного никого нет. Однажды на КП после обеда из него вышли комбат и комиссар, а смотрю на сосне какое то темное пятно, а дело было в часа 3–4 дня. Я говорю, – товарищ капитан, смотрите типа разведчика или что-то там сидит, он говорит, – где? – да вон, – да там не было никого. Ну я заметил это дело из автомата пульнул и оттуда палки посыпались и упал человек наводчик немецкий. Ну комбат сразу дает команду отойти от КП, а на нем два связиста были, он мне говорит, – иди предупреди, чтобы тоже уходили. Ну я подошел к ним и сказал, – сматывайте свои провода быстрее и уходите, они говорят, – сейчас. Ну я отбежал от блиндажа метров на 50, только отбежал два снаряда один справа другой слева, а третий точно в блиндаж попал. От этого блиндажа ничего не осталось, только бревна в разные стороны полетели, ну естественно связисты эти погибли.

Нас из под Юхнова перебросили под Сухиничи. Приехали под Сухиничи на второй день нужно было уходить в разведку. А один там подзаболел разведчик и вместо этого товарища посылают меня. И вот нас 6 человек: я, Тишечкин, Никуленко с Урала, Кошельков гитарист с Урала, дальше татарин забыл его фамилию, и командир Низовский такой был Лейтенант. Прошли мы линию фронта сначала через проволочные заграждения, потом вышли на нейтралку, показали нам проход, а шли дорога проселочная и там такая водой промыло промоина, и шли по этой промоине, мы ползком, слева немецкая батарея стояла справа наша и тут я наблюдал артиллерийскую дуэль. Сначала наши стрельнут по немецкой батарее снаряды разорвались где-то недалеко, потом немцы ответили один снаряд потом второй и готово колеса кверху полетели, пушки наши накрыли, кого убило, кто ранен. Ну мы шли дальше попали в деревню Кринцы, шли там эти точки фотографировали, дальше там точки фотографировали. Уже стали выходить из деревни напали там на репу, нарвали, дело было в конце августа, сидим кушаем. Видим летит рама немецкий корректировщик, Низовский говорит, что она тут летает и обстрелял ее. Сели кушать, Смотрим заходит два Юнкерса и как начали чесать эту деревню. Бомба взорвалась в метрах 10 от того места где мы сидели. Кошельков как стоял, а у него весь боезапас был, патроны от автомата, сразу готов, рядом сидел Тишечкин, ему осколок в правую ногу попал, ногу оторвало. А Никуленко сидел дальше, около горотьбы я ему крикнул, – бомба! Ложись! а он не поверил и приподнялся, а в это время бомба взорвалась и осколок попал ему в висок, готов, нас четверо осталось. Я, Низовский, Тишечкин без ноги и этот татарин Гайматулин что ли. Пока бегали искали уж темно. Тишечкин орет его застрелить, а мне ничего не оставалось делать, я взял нож отрезал ему ногу и бросил в окоп. Перевязал, жгут наложил и вот мы двинулись вчетвером назад ночью. Выходили в другом месте там уже не было пути и мы шли на пролом. Смотрим дорога стали подходить нас окликнули немцы, – Стой! Кто идет?. Я кое что знал, у нас Марья Ивановна Геллер хорошо преподавала, я начал орать по немецки. Фроендшафт, свои что ли, они замолкли, мы все-таки с их стороны шли, только дорогу перескочили наши орут, – Стой! Кто идет?. Ну тут уже проще в ход пошел русский мат. Спустились вниз в лощину там боевое охранение было. Ну я спросил где часть, это не наша часть была. Госпиталь полевой, он был при каждой части. Захожу, здрасте, здрасте, я говорю, – тут нужно раненого принять, он говорит, – не могу. Вы из какой части? я говорю, – из такой-то, он говорит, – не могу, я ему, – нет примешь. Ну свежая часть еще не обстреляна. Там дом деревенский в нем нары палати, я его положил. Он крутился, крутился, – ну ладно оставь, я говорю, – давай расписку. Он молодой, а хитрый, ну хитрый, ну расписку он мне дал печать там все стояла. Смотрю, командир наш упал, ну я говорю, – ну что оставим его здесь, командиру доложим, Понизовский здоровый такой был, смотрю зашевелился поставили его на ноги, он голову вниз и идет прихрамывает, смотрю уже светло часа 3. Пришли командир батальона уже ждет, – где вы были? что вы делали? мы говорим вот то-то, то-то. Рассказал я ему, командира в госпиталь нам отдыхать. Утром часов в 9 нас подняли, взвод автоматчиков на Форд и проверять где это случилось, подъехали к передовой, а командир части говорит, – куда вы пойдете, там, – говорит, – немцы. А мы посмотрели, посмотрели, поняли, что проверка не удалась. Просто какое-то недоверие, думали провокация какая то. Были конечно случаи разные и в разведке струсят возвращаются и докладывают ерунду вот и недоверие.

Осталось нас человек 20, а держать нужно всю линию фронта вот и бегали. Прибыло к нам пополнение человек 200 из средней Азии, в основном, там были узбеки мусульмане. Утром пошли в бой. Немцы открыли огонь, они струсили подняли руки и побежали к немцам сдаваться. Командир роты приказывает, – по изменникам родины огонь. А там еще одна часть кавалерийская стояла лейтенант со старшиной ездят вдоль линии фронта на лошадях орут: «По изменникам Родины – Огонь!» Старшина соскакивает с лошади берет станковый пулемет Максим. Немцы из миномета стрельнут, мина разорвалась, они у убитого собираются кучками и давай, – Алла! кричать, темный народ, неотесанный, необстрелянный. Короче. Немцы думали, что мы в атаку пошли и молотят изо всех сил, а наши по трусам из пулеметов в спину, ну до немцев человек 20 добежало, а остальные там все полегли. А нас опять человек 20 осталось.

Нас отвели на переформирование, мы ехали на сборный пункт уже здесь под Москвой под Наро-фоминском. К нам прибыл Катуков командир танкового корпуса, хотя это была другая 22 армия. У нас была стрелковая бригада в составе Корпуса. Наш корпус был придан 3 танковому корпусу под командованием Катукова, это была 10, их три было 10, 11 и 12 особых стрелковых бригады, а в ней были приданы все виды вооружений. В батальоне были 45-мм противотанковые пушки – дивизион, взвод БТР, взвод автоматчиков, взвод разведки, 3 стрелковых роты, взвод обеспечения, при бригаде были такие же подразделения только величиной с роту. Вот когда мы ехали ночью из леса выехали идут две дороги одна налево, другая направо. Командир батальона и начальник штаба заспорили, командир батальона говорит давай направо, а начальник штаба – давай налево, туда ехать нельзя там немцы. И говорит иди Лепехин узнай кто там. Прошел я с километр, смотрю огороды, сарай стоит деревянный, я по грядкам, картошка там была, и туда. Подползаю к сараю, смотрю через плетень, а там немцы сидят в касках фильм смотрят свой. Гитлер чего то там на экране руками машет. Ну я тут ни живой не мертвый разворачиваюсь и назад по этим грядкам до свидания, к своим. Докладываю командиру, что в деревне немцы, как немцы, а так в сарае сидят фильм смотрят. Командир говорит разворачивай пушки сейчас мы их накроем. А начальник штаба ему: «Ты что одурел что ли. У нас нет такой задачи». Ну короче говоря уехали мы оттуда, развернулись и по другой дороге, чтобы на немцев не наткнуться. Почему так получилось не знаю, ведь должна была быть разведка, боевое охранение. Ну короче приехали мы в Нарофоминск, нас посадили на железнодорожные платформы и отправили в Калинин на переформировку. Вот там мы просидели весь сентябрь месяц.