Александр Платонов - Тайная война против СССР и России. Начальник 1 отдела по борьбе с терроризмом УБТ ФСБ РФ о лихих 90-х

Руководя отделом, стал замечать, что отдельная наиболее сокровенная информация становится известна генералу Волоху. Провёл пару проверочных комбинаций по доведению дезинформации, и они сработали. На сотрудников с кем говорил, не хотел думать плохо, а вот спецтехнику в кабинете поставить могли. Тут и Литвиненко, заглаживая свою вину, встретив в коридоре, сказал: «Волох дал мне поручение следить за Вами, так как он завёл на Вас дело разработки с классифицирующим признаком (окраской) «террористический акт». Я так понял, что и технику уже внедрили в Вашем кабинете». С возмущением ему ответил: «Александр Вальтерович. Если он это сделал, то незаконно, так как подобными делами должны заниматься собственная безопасность. И следить за мной не стоит, лучше помоги майору Гусаку в его разработках. Да и тебе моё задание по «кремлёвской камарилье» остаётся в силе. Меньше года осталось до президентских выборов, которые они по всем прогнозам проиграют. Вот тогда и посмотрим, чья возьмёт!». Литвиненко умчался в очередной вояж по кругу «Березовский – Кремль – Лубянка – генерал Трофимов», а я пригласил к себе своего бывшего сокурсника по училищу, имевшего солидные связи в коммерческих фирмах, связанных с использованием спецтехники. С волками жить, по-волчьи выть. По моей просьбе на следующий день он привёл пару сотрудников, ранее работавших в ОТУ и занимавшихся в своих фирмах установкой и обнаружением спецтехники скрытого прослушивания. Как предварительно договорились, они молча зашли в мой кабинет и, открыв два больших дипломата, с приборами провели «чистку» помещения. Закончив работу и выйдя в коридор, они молча написали в записке: «Закладка сзади Вас в радиоприёмнике за картой». Поблагодарив их, шум решил не поднимать (хотя имел законное право), а использовать данный фактор в своих целях. Тут и повод появился. Зашёл к полковнику Правдину, а он лукаво усмехаясь, говорит: «Ну, Михалыч. Волох решил тебя добить и завтра пришлёт комиссию по проверке секретного делопроизводства у тебя и сотрудников отдела. Вот здесь-то, в отличие от хранения изъятого у бандитов оружия, у меня был относительный порядок, так как, начиная с секретаря, всегда проявлял особую требовательность к работе сотрудников с документами. Но их огромная текучка, конечно же, могла вскрыть и отдельные недостатки, которые при предвзятости начальства превратились бы в «страшное» нарушение. Вызвал начальников направлений и достаточно громко и чётко (ведь сзади «приёмник») заявил: «Отдельные моменты свидетельствуют о том, что у нас в отделе, несмотря на мою требовательность, есть ещё недостатки в секретном делопроизводстве. Даю два часа для наведения полного ажура в этом ответственном деле. Сам я уже сделал все необходимые разноски в документах и журналах». Вечером Правдин, смеясь, рассказал, что до Волоха дошла информация о полном ажуре у Платонова в работе с секретами. Ругался он страшно, а у меня мелькнула досадная мысль: «Даже объекты нашей разработки были куда смекалистее в организуемой козни против меня, чем горе-начальник УБТ». Но как оказалось, наплевав на все приказы, генерал Волох, испугавшись докладывать Барсукову, отдал распоряжение и начальник отдела кадров, не проведя служебного расследования и не уведомив меня, сфабриковал приказ. Формулировка оскорбительная – «За самовольный уход со службы в период усиленного дежурства объявить полковнику Платонову выговор». Зашёл начальник секретариата и, показав письменный приказ, попросил ознакомиться и расписаться. Я отказался это сделать, мотивируя тем, что ничего не нарушал, уйдя со службы даже позже установленного времени окончания рабочего дня на Лубянке. А вот сам приказ являлся незаконным и не соответствовал требованиям Приказа ФСБ, так как служебного расследования не проводилось.

В конце октября и начале ноября вокруг меня стали происходить какие-то странные и непонятные вещи. Перестал вызывать на совещания и принимать у себя Волох. По словам полковника Мирова, он доверительно сказал ему, что «боится новой вспышки гнева неуправляемого Платонова» на его нововведения. Это можно было бы пережить, но на совещания вместо меня вызывался полковник А. А. Родин, вынужденный затем пересказывать суть отданных генералом Волохом распоряжений. Подготовил и передал Мирову рапорт на имя начальника УТБ, разъясняющий парадоксальность ситуации, когда полковник Платонов руководит отделом, но изолирован от доступа к генералу Волоху. Ну, а факт использования посредника в лице заместителя начальника 1 отдела для доведения приказов и распоряжений, вообще абсурден и подрывает мой авторитет. В нарушении Устава и Закона генерал не ответил на мой рапорт. Утром 3 ноября в зале приёмов ФСБ состоялось вручение государственных наград около двадцати сотрудникам органов безопасности. Радостно было, что кроме меня, ещё трое самых боевых оперативников 1 отдела УБТ получали высшие награды Родины. Полковник А. А. Родин заслуженно укрепил на своей груди Орден «Мужество», а подполковник В. В. Шебалин и майор Е. В. Макеев с гордостью красовались с медалью «За отвагу». После вручения мне Ордена «Мужество», с бокалом шампанского к нашей группе подошёл генерал-полковник А. В. Трофимов. Поздравив нас, он отвёл меня в сторону и тихо сказал: «Александр Михайлович. Сделал всё, что мог, но после вручения Вам Ордена, генерал Барсуков сказал нам, своим заместителям: «Парадокс. Сейчас вручаем одну из высших военных наград, а завтра будем думать, куда его задвинуть». Анатолий Васильевич предложил мне не унывать и лучше всего на время уехать в любое региональное управление. Мол, всё равно добьются своей цели Барсуков с Волохом. [540]

Директор ФСБ («восьмимесячник») М. И. Барсуков: «Парадокс. Сейчас вручаем одну из высших воинских наград России, а завтра будем думать куда задвинуть». Москва. Лубянка. Ноябрь 1995 года

После вручения государственных наград снимок на память с руководством ФСБ

Решил без боя не сдаваться и, так как к тому времени ещё не назначили начальника АТЦ, обратился с рапортом к Директору ФСБ, раскрыв серию незаконных действий в отношении меня генерала Волоха. Разговаривать со мной генерал Барсуков не соизволил, а ограничился отпиской: «Разбирайся с Волохом сам». К этому моменту издали приказ и главой АТЦ и одновременно 1-м заместителем директора ФСБ назначили генерал-полковника В. М. Зорина. Решил обратиться к нему уже с рапортом о желании продолжать службу в антитеррористическом центре. Надо сказать, что, будучи высочайшим профессионалом контрразведки, Зорин, в отличие от пришлых варягов, пользовался авторитетом у сотрудников ФСБ. Около часа мы с ним беседовали по широкому кругу вопросов, и он дал команду инспекторскому и управлению кадров провести проверку обстоятельств незаконного наложения взыскания на полковника Платонова. Два порядочных сотрудника этих структур, пунктуально соблюдая требования приказов, быстро и чётко провели расследование. Установив, что Платонов ничего не нарушал, они пришли ко мне на беседу с двумя вариантами подготовленного заключения. В одном генералу Волоху отдавалось распоряжение отменить незаконно наложенное взыскание, а в другом изменить формулировку приказа. Предлагалось объявить мне выговор за некорректное поведение во время беседы с начальником УБТ. Как оказалось, генерал Волох в своём письменном объяснении им заявлял: «Полковник Платонов, грубо оскорбляя меня матом и посылая на три буквы, неоднократно хватался за правую сторону пояса, угрожая меня застрелить». Это была ложь, но этим сотрудникам сказал: «Я согласен на оба варианта. Первый, конечно больше нужен, чтобы остаться в АТЦ, но и второй сойдёт, так как послать зарвавшегося начальника, куда подальше понятнее для сослуживцев, чем «самовольный уход со службы». Проходит неделя, и я спрашиваю у Миронова: «Как там дела с моим взысканием?». Тот честно отвечает: «Волох, мотивируя тем, что ему рекомендовано, а не приказано, отказался выполнять заключение комиссии». Вышел приказ о назначении моих сотрудников в состав 1 отдела ОРУ АТЦ, в который меня не включили. Парадокс, но «никто» полковник Платонов продолжал руководить ими, так как операции не прекращались, несмотря на реорганизацию. Вызвал к себе Миров. У него в кабинете начальник 1 отдела управления кадров полковник Е. Н. Ловырёв, в присутствии сотрудника инспекции разъяснил ошибочность моей «горячности», но рекомендовал не падать духом, пообещав подыскать соответствующую должность. Ждать не стал и, помня предложение генерала Г. Г. Рогозина перейти в ГУО (ныне ФСО), приехал к нему на беседу. Понимал, что если Коржаков отказался от контактов со мной, то вряд ли его заместитель поможет в трудоустройстве, но решил рискнуть. В Кремле вся камарилья уже отошла оттого, что натворила в октябре 1993 года, сменив постоянный страх на безудержное веселье на банкетах и приёмах, а также в утехах на теннисном турнире «Большая шляпа». Проходя по ковровой дорожке коридора, увидел, как в метрах десяти от меня ожидают лифт Ельцин, Коржаков и ещё пару сотрудников. Все дружно смеялись, а у меня ёкнуло сердце, и предательский холодок пронизал тело. Вспомнил тестя ветерана и инвалида войны Николая Семёновича, который каждый раз при виде по телевизору ЕБН, приставал ко мне с просьбой достать ему пистолет, чтобы застрелить сатрапа. Говорил он это конечно сгоряча, дабы всю злость сорвать. Отцу жены я тогда объяснял невозможность это осуществить – не подступится из-за огромной охраны со стволом к президенту. А тут рядом видна «цель», а за поясом у меня ПМ. Мгновенно мелькнула мысль: «И где здесь хвалёная охрана? Если, человеку, ненавидящему ЕБН, дали пропуск на проход в Кремль с оружием. Понятно, что стрелять не буду не только из-за последствий для семьи. Ведь всегда стоял за Закон, да и ничего это не даст. [541]Вашингтонский «обком» поставит взамен ещё страшнее вассала». Секунды раздумий закончились с посадкой Ельцина в лифт, а я продолжил путь к Рогозину. Встреча проходила поздним вечером, но, видно прочитав мои мысли (всё же астролог), Георгий Георгиевич уклоняясь от темы, начал показывать огромную коллекцию дорогих подарков от всяких, в том числе иностранных делегаций. Хрустальные и фарфоровые вазы, всевозможное оружие с инкрустацией и драгоценностями, макеты кораблей и танков разве что на потолке не висели. Несмотря на гордые пояснения Рогозина этим «подаркам», я как контрразведчик подумал: «Вряд ли весь этот дорогой хлам проходил проверку в ОТУ ФСБ на предмет возможных внедрённых в них специальных закладок скрытого прослушивания, и даже наблюдения». Внезапно генерал вернулся к волнующей меня теме разговора, заявив: «Александр Михайлович. Вы мне симпатичны, да и как профессионал сильны, но сейчас не ваше время. Ленин со своей идеологией ушёл безвозвратно, а ему на смену пришли бизнесмены и предприниматели, строящие новую Россию». Тихо спросил Георгия Георгиевича: «Не пойму причём здесь Ленин и Платонов? Я не догматик и в борьбе с терроризмом мне не нужна ни коммунистическая, ни капиталистическая идеология. Старался честно делать своё дело, придерживаясь Закона». Рогозин с усмешкой посмотрел на меня и вопросительно сказал: «Но ведь Вы контактировали с лидерами левой оппозиции?». Как и другим пояснил: «Вступал в контакт чисто по служебным вопросам не только с левыми, но и правыми и даже с олигархами типа Березовского». Разговор закончился обещанием генерала Рогозина не забыть про меня и если продержусь на службе, через два-три года опять вернуть в «систему».