Михаил Кубланов - Иисус Христос — бог, человек, миф?

Троица. Худ. Андрей Рублев. Икона. Москва. Третьяковская галерея.

Таковы некоторые противоречивые черты этого «сияющего образа» евангельского Христа. По замечанию одного исследователя, евангельские сказания сотканы из эпизодов, широко встречающихся в древнейших пластах фольклора многих народов [119] В. Г. Богораз-Тан. Христианство в свете этнографии. М — Л… 1928, стр. 46. , но в особенности этого района Средиземноморья. Следует лишь добавить, что образ этого мистического Христа вобрал в себя не только фольклор, не только мифы об умирающих и воскресающих богах Востока, но и многие другие дохристианские идеи века.

Если сопоставить евангельские сказания о чудесах, исцелениях и знамениях с аналогичными рассказами в сочинениях античных «языческих» авторов, нетрудно заметить, что они не выходят за рамки представлений своей эпохи. Император Веспасиан, как уже отмечалось, «излечивает» одним своим прикосновением калеку и «плюнонением» возвращает зрение слепцу; император Август «непорочно» рождается от бога; некий Элеазар изгоняет бесов из одержимых; какой-то безымянный пророк-бунтовщик, собрат и почти современник Иисуса, собирается силой своего слова разрушить иерусалимские стены… Примеров такого рода множество.

Перекликается с идеями века и этическая проповедь христианства; противоречивые тенденции в некоторых из них являются лишь отражением противоречий эпохи. Павлово «нет ни эллина, ни иудея… варвара, скифа, раба, свободного…» (Кол. 3, 11) — не откровение христианства, а усвоенная им и освященная божественным авторитетом Христа идея века. Идеал евангельской бедности — плод общественной мысли «маленьких людей», социальных низов общества во всех пределах Римской империи. Общность имущества — здесь, как мы видели, кумранские сектанты имеют безусловный приоритет перед христианскими общинами. Евангельские добродетели— немудрствование, простодушие, милосердие, бескорыстие— не откровение Христа, а моральный кодекс, стихийно выработавшийся среди социальных низов римского общества. Он формировался как реакция на враждебную низам и прогнившую мораль рабовладельческих верхов. Христианство восприняло все эти принципы, и, освятив своим авторитетом, возвратило их тому же обществу, но уже в ранге божественного откровения. И даже печально-знаменитые новозаветные поучения о непротивлении злу и рабской покорности обидчикам также отражают определенные тенденции в развитии общественной мысли века. Перечень таких примеров тоже может быть значительно увеличен.

Наконец, сам, по выражению современного богослова, «центр центра» христианства — идея воскресения Христа не является ни уникальной, ни беспрецедентной. Длинный ряд воскресающих богов древности — Таммуз, Адонис, Аттис, Осирис и др. — отражает эволюцию идеи умирающего и воскресающего божества в связи с конкретно-историческими обстоятельствами тех обществ, где идеи формировались.

По утверждению догматического богословия, умирающих и воскресающих богов «язычества» от христианского богочеловека отделяет пропасть, но при ближайшем рассмотрении она оказывается всего лишь ложем единого исторического потока — в верхнем течении его стоят упомянутые выше «языческие» боги, а в устье — евангельский Христос.

Христос Пантократор. Икона. Афины. Византийский музей.

Таковы некоторые компоненты и истоки того «сияющего образа» евангельского Христа, которого исповедует церковь и отстаивает догматическое богословие. Такого Христа «во плоти» никогда не было. Он результат религиозных «туманных образований» в мозгу людей, образований, которые, по словам Энгельса, «являются необходимыми продуктами, своего рода испарениями их материального жизненного процесса…» [120] К. Маркс и Ф Энгельс. Сочинения, т. 3, стр. 25. . Христос — плод религиозного мифотворчества, он создан в ходе борьбы различных религиозных течений, философских школ, направлений общественной мысли, в свою очередь представляющих собой в конечном счете выражение социально-экономических процессов породившего их общества Процесс формирования этого мифического Христа в недрах «матери-церкви» растянулся на столетия, и «пререкания» (по выразительному определению некоего современного богослова) относительно «естества» Иисуса [121] «Журнал Московской патриархии», 1961, № 4, стр. 48. продолжались долго; они не вполне закончились и ныне.

Упоминавшийся выше Цельс, обстоятельно изучивший ветхозаветную литературу и христианские произведения, имел достаточно оснований упрекнуть апологетов христианства в фальсификации и преднамеренной многократной переделке евангелий с целью устранения противоречий. «И вот, вы, — ученики Иисуса, даже ложью не сумели облечь свои измышления в форму правдоподобия, — пишет он;… — трижды, четырежды и многократно переделывают и перерабатывают первую запись евангелия, чтобы иметь возможность отвергнуть изобличения» [122] Ориген. Против Цельса, II, 26–27. .

Отвергая реальное существование богочеловека, обрисованного в приведенном выше тертуллиановском символе веры, целесообразно попытаться рассмотреть вопрос об историческом зерне этого мифа. Предметом дискуссии является неоднократно ставившийся исследователями вопрос о том, стоит ли за мифическим образом евангельского Христа какой-нибудь «земной» исторический персонаж, вокруг личности которого и наслоились все эти лишенные рациональных оснований мифы.

В «совокупности голых фактов» Иисус из Назарета, как это уже отмечал Кушу, действительно мал. Современные эпохе первых императоров писатели и историки либо не слышали о нем, либо не сочли заслуживающим специального упоминания, поскольку локальные движения и местные проповедники и пророки были в первые века новой эры довольно распространенным явлением и на западе империи и в особенности на востоке. «Многие безвестные личности, — писал Цельс, — в храмах и вне храмов, некоторые даже нищенствующие, бродящие по городам и лагерям, очень легко, когда представляется случай, начинают держать себя как прорицатели. Каждому удобно и привычно заявлять: „Я — бог или дух божий, или сын божий. Я явился. Мир погибает, и вы, люди, гибнете за грехи. Я хочу вас спасти и вы скоро увидите меня возвращающимся с силой небесной. Блажен, кто теперь меня почтит; на всех же прочих, на их города и на земли я пошлю вечный огонь, и люди, не сознающие своих грехов, тщетно будут каяться и стенать; а кто послушался меня, тем я дарую вечно спасение“» [123] Ориген. Против Цельса, VII, 9. .