Гордон Чайлд - У истоков европейской цивилизации

Эти факты проливают свет на судьбу трипольской культуры и дают возможность установить terminus ante quem для всего ее развития, которое, по-видимому, прекратилось приблизительно к 1400 г. до н. э. Кинжал с продольным ребром и бронзовый браслет из Кукутени II, если они ведут свое происхождение из Центральной Европы, относятся, по-видимому, ко времени более раннему, чем IV период, приблизительно к 1600 г. до н. э. На основании тех же предположений верхний предел I фазы с ее глиняными печатями (пинтадерами) должен быть ограничен II дунайским периодом. На Нижнем Дунае эта фаза, несомненно, совпадает по времени с распространением культуры Гумельницы. Более точный предел может быть установлен на основании находок фрагментов привезенной из Эгейского мира серой минийской посуды, обнаруженной, по сообщению Шмидта, в Кукутени «между слоями I и II фазы», и, по сообщению Нестора, — в Фельделесени, в «доме вождя». Если определение этой керамики верно, начало I стадии должно быть отнесено ко времени не раньше 1900 г. до н. э. С другой стороны, эта стадия не могла начаться и значительно позднее, если несколько черепков из Ариушда были правильно определены как раннеэлладская «древняя лаковая» керамика. Во всяком случае, пять столетий — время вполне достаточное для изложенного здесь вкратце развития трипольской культуры, так как легко доказать, что ни одна фаза не охватывала более двух поколений.

Описанная нами культура является в своей основе дунайской. Образование ее, по-видимому, было результатом распространения на восток дунайской культуры, испытавшей уже на себе во II период влияние Эгейского мира. Ускорению ее дальнейшего развития вполне могло способствовать возобновление непосредственной связи между Молдавией и Малой Валахией, с одной стороны, и Эгейским миром — с другой, на которую указывают черепки привозной, как предполагают, раннеэлладской и мининской, керамики и которая была вызвана развитием торговли золотом и медью из залежей в Карпатских и Трансильванских горах. Возможно, что впоследствии эти связи оборвались в результате перенесения эгейской торговли из Центральной Европы на побережье Адриатического моря и, может быть, через Болгарию в черноморские гавани, южнее устья Дуная.

В прошлом столетии ученые считали, что Евразийская равнина была коридором, по которому азиатские орды, предшественники гуннов и татар, хлынули в Западную Европу, принеся с собой неолитическую культуру. Их предположение не подтверждается данными раскопок. Ничто не свидетельствует о том, что скотоводство на востоке возникло раньше, чем на западе. Напротив, в широкой холодной полосе хвойных лесов и даже южнее, в зоне смешанных лесов, на берегах болот, озер и заливов, широких спокойных рек и их бесчисленных притоков, долгое время удерживалась палеолитическая система хозяйства, основанная на собирательстве, охоте и рыболовстве, хотя в тех местах, где основную роль играло рыболовство, люди все больше переходили к оседлой жнзни. Эта система хозяйства сохранялась долгое время даже в юго-восточной степной полосе, особенно в долинах рек и в невысоких местах на морских побережьях. Все так же, как и в бореальные времена (стр. 30), население равнины на всем ее протяжении состояло из множества небольших обособленных групп, которые можно объединить в общий культурный комплекс. Каждая группа успела выработать ряд своих характерных черт, но наряду с этим между отдельными группами существовала и какая-то, правда, не регулярная и не частая, связь, на что указывает проникновение на далекое расстояние предметов из уральского порфира, олонецкого сланца, янтаря из Восточной Пруссии и изделий из уральской сосны.

Неолитические культуры появляются здесь с запозданием по сравнению с западными лёссовыми областями, и сведения о них основываются преимущественно на материале, добытом при раскопках могил. Все эти культуры имеют так много общих черт, что их удобнее всего рассматривать вместе, объединив под одним, хотя и несколько неточным, названием «культур боевых топоров». Говоря о носителях этих культур, мы иногда называем их «народом боевых топоров»; но на этом основании не следует предполагать наличия у них какого-то этнического единства, если не считать, что все они происходят от одного общего комплекса позднемезолитических культур. Говоря конкретно, «культуры боевых топоров», подобно предшествующим им культурам, распадаются на ряд более или менее отчетливых местных групп. Для удобства мы будем различать: 1) степную причерноморскую культуру с отдельным вариантом в долинах Кубани и Терека, на Северном Кавказе; 2) среднерусскую фатьяновекую культуру на Оке и Верхней Волге; 3) культуру одиночных погребений в Ютландии с предшествующей ей культурой Вирринга; 4) шведско-финскую культуру ладьевидных топоров с предшествующими культурами; 5) культуры шнуровой керамики в Галиции и Восточной Пруссии; 6) саксо-тюрингскую, или «классическую», культуру шнуровой керамики.

Во всех случаях характерные погребения, над которыми обычно (за исключением 2 и 4 групп) насыпались курганы, образуют небольшие и довольно редкие могильники. Эти могильники, особенно в тех случаях, когда курган заключает несколько последовательных погребений, по-видимому, служат показателем относительной оседлости групп. Кости овцы и других домашних животных, найденные в могилах и поселениях всех групп, и отпечатки зерен на сосудах в большинстве групп оправдывают отнесение этих культур к неолиту.

В древнейших могилах, как правило, находится один скорченный костяк (в отличие от вытянутых погребений охотничье-рыболовных племен). В Южной России покойников обычно посыпали красной охрой. Эта же краска встречается иногда в могилах в Средней России, Польше, Моравии и в Центральной и Северной Германии.

В Южной и Средней России, в Финляндии, Дании и Центральной Германии могильные ямы иногда обкладывали или покрывали деревом. Во всех группах в состав могильного инвентаря обычно входят боевые топоры из оленьего рога, камня или меди, сосуд для питья, который можно называть кубком (рис. 77), украшенный иногда (во всех группах) отпечатками шнура, и ожерелья из просверленных зубов диких животных. Но форма этих предметов в разных группах имеет свои особенности.

Во всех группах с покойником иногда клали боевые топоры, но только на севере — в Средней России, Финляндии, Швеции и Дании — эти топоры неизменно сопутствуют каждому мужскому погребению. Этот вид оружия имеет большое количество местных вариантов. Только одна форма повторяется спорадически в большинстве групп; топор этого типа имеет выпуклые стороны, расширяющееся лезвие и пестообразный обух (рис. 76, 1). Выпуклые стороны и пестообразный обух, по-видимому, ведут свое происхождение от мезолитических топоров из оленьего рога, но расширяющееся лезвие и продольная бороздка или ребро (воспроизводящие наплыв при литье) свидетельствуют о том, что на самом деле каменные топоры являются копиями металлических, которые, в свою очередь, подражали образцам из оленьего рога. Кубки в Юго-Восточной России не имеют шейки и отличаются яйцевидной формой; на Днепре они имеют низкую шейку; в более западных районах распространены сосуды с относительно высокой шейкой и плоским дном, а в Средней России и Швеции предпочитали более приземистые шаровидные формы. Повсюду, за исключением Волги и Маныча, распространен шнуровой орнамент, но он всегда существует наряду с другими приемами орнаментации, и выполненные им узоры не отличаются единообразием.