Альберто Анджела - Один день в Древнем Риме. Повседневная жизнь, тайны и курьезы

В подготовленной для родов комнате кроме нескольких верных служанок присутствует еще одна женщина. Волосы ее собраны на затылке, она присела на корточки у разведенных ног хозяйки и подсказывает, как дышать. Ее помощница, возможно дочь, обнимает роженицу со спины, мягко надавливая ей на живот во время схваток. На столе приготовлены кое-какие инструменты и компрессы на случай кровотечения. Имя акушерки – Скрибония Аттикс, она специально приехала в Рим из Остии, чтобы принять роды. Ее вызвал друг семьи, считающий ее присутствие гарантией благополучного исхода для ответственных родов. Сам он – известный архиатр (archiatrus) , своего рода «главный врач». Надо заметить, что родами почти всегда занимаются акушерки, врачи-мужчины – крайне редко: причиной тому как исконная женская стыдливость, так и нежелание мужа видеть, как другой мужчина касается интимных мест его жены. Так будет продолжаться долго: помощь в родах и гинекологические процедуры будут оставаться в ведении женщин-акушерок и женщин-врачей. Сегодняшний случай не является исключением.

Муж акушерки – хирург, и он тоже здесь за работой, в другой комнате дома. Зовут хирурга Марк Ульпий Америмм. Ему около сорока, и он высоко ценится как врач. Сейчас он пускает кровь из ноги мужчине, брату хозяина дома. Кровопускания в большой моде в римскую эпоху. Кровь собирают в металлическую чашу, затем раб эту чашу уносит. Туго бинтуя рану, хирург оборачивается к архиатру, который все это время не сводил с него глаз – именно он преподал ему эту технику. «Главный врач» осматривает повязку, затем с удовлетворением глядит на молодого коллегу, и с его уст слетает лапидарная фраза: «Жизнь коротка, искусство долговечно», – словно он желает сказать, что искусство медицины и ее секреты не умирают, а передаются из поколения в поколение, от врачей к их ученикам.

Вернемся, однако, в комнату, где идут роды. Осталось уже недолго. Роженица, кажется, срослась с sedia gestatoria (да-да, родильное кресло тогда называлось точно так же, как теперь у нас в итальянском зовут церемониальный папский трон-портшез). В Древнем Риме рожали сидя. Никакой вам эпидуральной анестезии, никаких стерильных материалов, только легкие обезболивающие средства, когда это требуется: на протяжении всей Античности (и до самых недавних времен) роды представляли собой для женщины самую большую опасность. Она знает, что может лишиться жизни из-за кровотечения и инфекций (причина которых римлянам, не ведающим о существовании вирусов и бактерий, неизвестна). Даже сегодня в Африке каждая двадцатая женщина умирает в родах. В развитых обществах частота летальных исходов 1 к 2800…

– Потужься еще разок! – кричит Скрибония Аттикс.

Четвертое по счету дитя движется быстро. Несколько мгновений – и вот его голова с черными волосиками уже снаружи, но вокруг шеи обвилась пуповина. Случай крайне опасный: младенцу не поступал кислород, когда он выходит наружу, видно, что его лицо и тельце почти бурого цвета. Акушеркина дочь в ужасе округляет глаза, догадываясь о серьезности положения: ребенок не дышит и не шевелится. И какой странный у него цвет кожи. Вдобавок мальчик! Если он не выживет, как объяснить это отцу, с таким нетерпением ждущему наследника? Он наверняка обвинит в его смерти их с матерью… Тем временем Скрибония Аттикс не теряет присутствия духа: очевидно, она подумала то же самое и теперь призывает весь накопленный опыт, чтобы спасти малыша. Она поднимает новорожденного за ножки, но тельце висит как тряпка. Тогда она переворачивает его и хлопает по спинке, сначала легонько, затем все сильнее. Ей нужно вызвать у младенца дыхательный рефлекс, иначе будет слишком поздно. Мать наблюдает за разыгрывающейся драмой, бессильная что-то сделать, она даже не чувствует, как руки ассистентки от волнения железным обручем сдавили ей грудь. «Спаси его!» – кричит она. Не успела она закончить фразу, как новорожденный внезапно изогнулся, задергал ручками и наконец издал пронзительный вопль. Его маленькая диафрагма начинает ритмично сокращаться, и обжигающий поток воздуха впервые наполняет крохотные легкие. Громкий плач новорожденного разносится по всему дому. С малышом все в порядке. Все улыбаются, включая отца, сидящего в окружении родных за кубком вина. Никто не знает и никогда не узнает о драматическом моменте, который пережили присутствующие в этой спальне.

Разумеется, описанная нами сцена – воображаемая. Но в целом она вполне правдоподобна. Действительно, была такая акушерка Скрибония Аттикс, и у нее был муж, хирург Марк Ульпий Америмм. Откуда нам это известно? По их гробницам, открытым археологами в некрополе Остии. Над последним пристанищем каждого из супругов установлены терракотовые плиты, изображавшие их за работой. Когда я увидел эти плиты, меня поразила точность воспроизведения сцен. При всей своей простоте они кажутся фотографическими снимками. Акушерка склонилась перед сидящей на специальном кресле роженицей, которую со спины держит ассистентка. Именно так, как мы видели. Хирург же склонился над пациентом, которому делает кровопускание из ноги (к сожалению, плита сломана, и мы не можем видеть их лиц).

Эти захоронения датированы 140 годом нашей эры. Значит, в тот момент истории Рима, который мы изучаем, двадцатью пятью годами раньше, акушерка и ее муж должны были быть на пике своей карьеры. Вполне вероятно, они часто бывали в Риме по вызову. Я вообразил, что «устроил» их на эти роды архиатр, «главный врач», – и действительно, неподалеку от этих надгробий была обнаружена также могила этого важного лица. Звали его Гай Марций Деметрий. На надгробии у него выбита эпитафия: «Жизнь коротка, искусство долговечно»… Как знать, может, это была фраза, которую он любил повторять своим ученикам…

Вернемся к сценке рождения, которую мы только что наблюдали. Итак, доминус получит наконец наследника мужского пола, иметь которого столь важно в древнеримском обществе, где мужчине отведена главенствующая роль. Мы даже можем вообразить, что произойдет в ближайшие минуты: новорожденного обмоют, перережут ему пуповину и отнесут к отцу. Тот будет ждать его в середине комнаты стоя. Сына положат на пол у его ног. В следующие мгновения, согласно древнейшему ритуалу, свершится судьба младенца. Если отец наклонится к нему, возьмет на руки и поднимет над головой в присутствии всех родных, это будет означать, что он признал дитя и принял его в семью.

Если же отец не двинется с места, не поднимет ребенка, это будет означать, что он не принимает его в семью.

Причины тому могут быть самые разные: в семье уже слишком много детей этого пола или вообще слишком много ртов (особенно в самых бедных семьях), жена подвергалась насилию или отец подозревает, что ребенок – плод измены, наконец, явные физические изъяны. Что же произойдет в этом случае? Положившая ребенка на пол женщина поднимет его и унесет. Часто это бывает сама акушерка; недаром в римскую эпоху многие верят, что за акушерками стоит целый «рынок» младенцев, что они даже подменяют новорожденных, чтобы угодить семье, желающей мальчика или, наоборот, девочку. Или чтобы вывести из затруднения семью, в которой родился ребенок-урод.