Джаред Даймонд - Мир позавчера. Чему нас могут научить люди, до сих пор живущие в каменном веке

Наконец, эпилог книги завершит круг, который мы начали в прологе, со сцены в аэропорту Порт-Морсби. Только прибыв в аэропорт Лос-Анджелеса, я начал эмоционально возвращаться в родное для меня американское общество после нескольких месяцев, проведенных на Новой Гвинее. Несмотря на резкие различия между Лос-Анджелесом и новогвинейскими джунглями, значительная часть позавчерашнего мира продолжает жить в наших телах и в нашем обществе. Большие перемены начались всего и ООО лет назад даже в тех регионах, где они начались прежде всего; в наиболее населенных частях Новой Гвинеи они начались всего несколько десятилетий назад, а в некоторых все еще малодоступных районах Новой Гвинеи и Амазонии едва только начинаются. Однако для тех из нас, кто вырос в современных государствах, современные условия жизни воспринимаются как нечто настолько само собой разумеющееся, что нам трудно отметить все фундаментальные отличия традиционных сообществ во время кратких визитов к ним. Поэтому эпилог начинается с перечисления этих отличий, поразивших меня по прибытии в аэропорт Лос-Анджелеса, как они поражают американских детей или жителей новогвинейских и африканских деревень, которые выросли в традиционных сообществах и подростками или взрослыми переселились на Запад. Я посвящаю эту книгу одной из своих хороших знакомых — Мег Тейлор, которая выросла на Новогвинейском нагорье и провела много лет в Соединенных Штатах в качестве посла своей страны и вице-президента Всемирного банка. В разделе “Благодарности” приведены краткие сведения о Мег.

Традиционные сообщества демонстрируют нам продолжающийся тысячи веков естественный эксперимент по организации человеческой жизни. Мы не можем повторить этот эксперимент, начав переделывать тысячи современных обществ, чтобы через несколько десятилетий посмотреть, что получится; нам приходится изучать этот процесс на примере тех сообществ, которые подобный эксперимент уже проводят. Когда мы знакомимся с некоторыми особенностями традиционного образа жизни, то мы радуемся, что избавлены от них; это позволяет нам больше ценить наше собственное общество. Другие особенности нам нравятся, и мы сожалеем об их утрате и задаемся вопросом, нельзя ли нам некоторые из них использовать. Например, нас наверняка обрадовало бы отсутствие неинфекционных болезней, связанных с западным образом жизни. Когда мы узнаем о традиционных способах разрешения споров, воспитания детей, обращения с престарелыми, об отслеживании опасностей и многоязычии, мы также можем заключить, что некоторые из этих традиционных особенностей могли бы быть для нас желательными и полезными.

Как минимум, я надеюсь, что вы разделите мое восхищение перед тем многообразием способов, каким человек способен организовать свою жизнь. Помимо этого, вы можете признать, что вещи, столь эффективно работающие в традиционных обществах, возможно, пригодились бы и вам лично, и всему нашему обществу в целом.

В современном мире граждане многих государств могут свободно путешествовать. Мы беспрепятственно перемещаемся по собственной стране. Чтобы пересечь границу другого государства, мы либо просто предъявляем на границе свой паспорт, либо должны заранее получить визу, но так или иначе получаем право путешествовать по чужой стране. Нам не нужно спрашивать разрешения на передвижение по дорогам или по общественным землям. Законы некоторых стран даже гарантируют посторонним доступ на земли, находящиеся в частной собственности. Например, в Швеции землевладелец имеет право не допустить публику на свои поля или в сады, но не в леса. Мы каждый день встречаем тысячи незнакомцев и не обращаем на это внимания.

Право свободы передвижения мы воспринимаем как нечто само собой разумеющееся и не задумываемся о том, насколько немыслимой была подобная свобода почти повсюду в мире на протяжении всей истории человечества, а кое-где она немыслима и по сей день. Я опишу традиционные условия доступа на чужую территорию на своем собственном опыте посещения горной деревушки на Новой Гвинее. Эта история отчасти позволит нам понять некоторые особенности жизни традиционного сообщества — касающиеся мира и войны, детства и старости, отношения к опасностям, — которые мы будем рассматривать в этой книге.

Я прибыл в эту деревню для орнитологических наблюдений на горном хребте, проходившем к югу от нее. На второй день по прибытии несколько местных жителей предложили проводить меня по тропе, ведущей к вершине хребта, чтобы я мог разбить там лагерь для наблюдений. Мы пересекли огороды, расположенные выше деревни, и тропа повела меж высоких деревьев девственного леса. После полутора часов крутого подъема мы миновали заброшенную хижину, которую окружал заросший сорняками огород, и вышли к самому гребню хребта, здесь тропа заканчивалась Т-образным перекрестком. Вправо от перекрестка уходила хорошо утоптанная дорожка.

Пройдя по этой дорожке еще несколько сотен ярдов, я выбрал место для лагеря чуть севернее гребня, то есть на склоне, обращенном к деревне моих новых друзей. В противоположном направлении, к югу от тропы и гребня, покрытый высокоствольным лесом хребет постепенно понижался; из небольшого ущелья слышалось журчание ручья. Я был очень доволен, что нашел такое красивое и удобное местечко, к тому же расположенное на максимальной высоте: это давало мне наилучшую возможность обнаружить редкие виды высокогорных птиц. Покатый склон позволял найти удобную позицию для наблюдений; к тому же рядом имелся источник воды для питья, приготовления пищи и мытья. Так что я предложил своим спутникам, что на следующий день переселюсь в лагерь и проведу там несколько ночей, взяв с собой двоих местных жителей, которые будут показывать мне птиц и заниматься хозяйством.

Мои друзья согласно кивали, пока я не упомянул о том, что возьму с собой всего двоих из них. Тут все они стали качать головами и убеждать меня, что лагерь находится в очень опасной местности и что для его охраны необходимо множество вооруженных людей. Что за ужасная перспектива для орнитолога, собравшегося наблюдать за птицами! Если здесь будет много людей, они неизбежно будут шуметь, постоянно разговаривать и распугают птиц. Почему, спросил я, требуется так много сопровождающих и что такого опасного в этом красивом и мирном лесу?

Последовал быстрый ответ: у подножья хребта на дальней (южной) стороне расположены деревни плохих людей, которые именуются “речной народ”, это враги моих друзей-горцев. Речные люди по большей части убивают горцев ядом и колдовством, они не сражаются открыто. А прадедушка одного моего молодого спутника был застрелен из луков, когда мирно спал в саду у своей хижины, находившейся на некотором удалении от деревни. Самый старший из моих сопровождающих вспомнил, что ребенком видел утыканное стрелами тело этого прадедушки, когда его принесли в деревню; он помнил, как его соплеменники плакали над телом, и помнил, как ему самому было страшно.