Джаред Даймонд - Мир позавчера. Чему нас могут научить люди, до сих пор живущие в каменном веке

Внимательный наблюдатель, знакомый с историей Новой Гвинеи, отметил бы и другие особенности людей, находившихся в аэропорту, — свойственные пассажирам любого современного аэропорта, но отличающиеся от того, что было запечатлено на фотографиях 1931 года. Среди собравшихся сегодня в зале регистрации наблюдалось большое число пожилых седовласых людей: относительно немногие из них дожили бы до этих лет в традиционном для горцев сообществе. Толпа в аэропорту хотя и показалась бы европейцу, не встречавшемуся ранее с новогвинейцами, “гомогенной” — все местные жители имели темную кожу и курчавые волосы, — в других отношениях отличалась большим разнообразием: высокорослые, с жидкими бородками и более узкими лицами жители равнин южного побережья; низкорослые, бородатые, широколицые горцы; островитяне и жители северного побережья с несколько азиатской внешностью. В 1931 году было бы совершенно невозможно встретить в одном месте и в одно время горца и жителя равнин южного и северного побережий; любое скопление людей в Новой Гвинее было бы гораздо более гомогенным, чем собравшиеся в аэропорту в 2006 году. Лингвист, прислушавшийся к разговорам в этой толпе, различил бы десятки языков, принадлежащих к самым разным группам: тональные языки, в которых значение слова может зависеть от высоты тона, как в китайском, австрало-азиатские с относительно простыми слогами и согласными, нетональные папуасские языки. В 1931 году можно было одновременно встретить нескольких человек, говорящих на разных наречиях, но уж никак не на десятке разнородных языков. В 2006 году и у стойки регистрации, и в разговорах пассажиров в зале широко использовались английский и ток-писин (известный также как новомеланезийский), но в 1931-м все разговоры в горных областях Новой Гвинеи велись на местных языках, каждый из которых был распространен лишь на небольшой территории.

Другим тонким различием между ситуациями 1931 и 2006 годов являлось то, что среди новогвинейцев, к несчастью, стали встречаться люди с телосложением, похожим на американское: ожирелые, с “пивными” животами, нависающими над поясами. На фотографиях, сделанных за 75 лет до этого, нет ни единого человека с избыточным весом: все новогвинейцы были поджарыми и мускулистыми. Если бы можно было расспросить врачей, наблюдавших тех или иных пассажиров аэропорта, то, судя по современной статистике здравоохранения Новой Гвинеи, мы услышали бы о росте числа инсультов, заболеваемости диабетом, связанных с излишним весом, гипертонией, сердечно-сосудистыми заболеваниями и раком, неизвестным всего лишь одно поколение назад.

Еще одно различие между 1931 и 2006 годами заключалось бы в обстоятельстве, которое в современном мире воспринимается как нечто само собой разумеющееся: большинство людей, собравшихся в зале аэропорта, не были знакомы друг с другом и никогда раньше не встречались, но при этом между ними в настоящий момент не происходило никаких стычек. В 1931 году такое и представить себе было невозможно: тогда встречи с незнакомцами случались редко, они были опасными и часто кончались насилием. Да, в аэропорту присутствовали два полисмена — предположительно для поддержания порядка, — но на самом деле собравшиеся и без них сохраняли бы спокойствие: просто потому, что знали, что никто из незнакомцев на них не нападет и что они живут в обществе, где достаточно полицейских и солдат, готовых вмешаться в случае конфликта. В 1931 году полиции и правительственной власти не существовало.

Люди в аэропорту имели право лететь или добираться иным видом транспорта в Вапенаманду или любое другое место Папуа — Новой Гвинеи, не получая на это никакого особого разрешения. В современном западном мире мы воспринимаем свободу передвижения как само собой разумеющееся право, однако раньше подобная свобода была явлением исключительным. В 1931 году ни один новогвинеец, родившийся в Гороке, никогда не был в Вапенаманде, расположенной всего в 107 милях к западу; сама мысль о возможности проделать путь из Го-роки в Вапенаманду и не быть при этом убитым, как неизвестный чужак, на протяжении первых же десяти миль от Гороки, никому и в голову бы не пришла. Однако я только что преодолел 7000 миль от Лос-Анджелеса до Порт-Морсби — расстояние, в сотни раз большее, чем суммарный путь, который мог бы в течение всей жизни проделать от места своего рождения любой представитель традиционного сообщества новогвинейских горцев.

Подытоживая все эти различия между 1931 и 2006 годами, можно сказать, что за последние 75 лет население горных районов Новой Гвинеи пережило изменения, на которые у значительной части остального мира ушли тысячи лет. Для отдельных горцев изменения произошли еще быстрее: некоторые из моих друзей-новогвинейцев рассказывали мне, что всего за десять лет до нашего знакомства они еще изготавливали каменные топоры и участвовали в традиционных сражениях между племенами. Сегодня граждане индустриальных государств воспринимают как должное все фрагменты картины 2006 года, которые я описал: металлические изделия, письменность, технику, самолеты, полицию и правительство, ожирение, контакты с незнакомыми людьми без страха, гетерогенное население и так далее. Однако все эти черты современного общества сравнительно новы в масштабе истории человечества. На протяжении большей части тех 6,000,000 лет, что прошли с момента разделения эволюционных линий предков человека и предков шимпанзе, ни одно человеческое сообщество не обладало металлом и прочими признаками цивилизации. Эти приметы современности начали зарождаться в отдельных районах мира только в течение последних 11,000 лет.

Таким образом, Новая Гвинея [1] Терминология, которая используется при описании Новой Гвинеи, может сбить с толку. В данной книге я использую термин “Новая Гвинея” применительно к острову Новая Гвинея, второму по величине острову в мире (после Гренландии), лежащему у экватора к северу от Австралии. Туземных жителей острова я называю новогвинейцами. В результате случайностей колониальной истории XIX века остров в настоящее время политически разделен между двумя странами. Восточную половину острова с многочисленными прилегающими меньшими островами занимает независимое государство Папуа — Новая Гвинея, образовавшееся на месте бывшей немецкой (на северо-востоке) и английской (на юго-востоке) колоний, которые впоследствии управлялись Австралией вплоть до достижения независимости в 1975 году. Австралийцы называли бывшие немецкую и английскую части Новая Гвинея и Папуа соответственно. Западную половину острова, в прошлом часть Голландской Восточной Индии, с 1969 года занимает индонезийская провинция Папуа (бывшая Ирианская Ява). Мои полевые исследования проводились почти в равной мере как на востоке, так и на западе острова ( здесь и далее — прим. авт., если не оговорено иное ). в некоторых отношениях является окном в мир, в котором человек обитал еще позавчера, если смотреть в масштабе всех 6,000,000 лет человеческой эволюции (подчеркиваю: в некоторых отношениях, поскольку, конечно, горные районы Новой Гвинеи в 1931 году уже не были нетронутым миром позавчерашнего дня). Все те перемены, которые произошли в горных районах за последние 75 лет, произошли и в других обществах по всему миру, но во многих случаях они произошли раньше и гораздо более постепенно, чем на Новой Гвинее. Постепенность, впрочем, тут относительна: даже в тех обществах, где изменения произошли раньше всего, время, в течение которого они происходили (11,000 лет), все же очень мало по сравнению с 6,000,000 лет истории человечества. В основном же человеческое общество претерпело глубочайшие перемены недавно и быстро.