Валерий Замыслов - Иван Болотников (Часть 3)

- Напрасно торгуешься, хозяин. Слово артели крепкое. Выкладывай, покуда струги не ушли. Да чтоб сразу, на руки! - все больше и больше наглел Илейка.

- Да то ж разор, душегубы, - простонал Евстигней Саввич. Но делать нечего - пошел в мурью.

А ватага продолжала выкрикивать!

- Щей мясных два раза на день!

- Чарку утром, чарку вечером!

- За бечеву - чарку!

- В остудные дни - чарку!

Вылез из мурьи Евстигней Саввич, дрожащими руками артель деньгами пожаловал. Бурчал смуро:

- Средь бела дня грабите, лиходеи. Без бога живете. Ох и накажет же вас владыка небесный, ох, накажет!

- Ниче, хозяин, - сверкал белыми крепкими зубами Илейка. - Бог милостив. Не жадничай. Эк руки-то трясутся.

- Не скалься, душегуб! Денежки великим трудом нажиты.

- Ведаем мы купецкие труды, - еще больше рассмеялся Илейка. - На Руси три вора; судья, купец да приказчик.

- Замолчь, нечестивец!

Ватага захохотала и полезла с насада на отмель.

- К бечеве, водоброды!

Первым впрягся в хомут шишка11. То был могучий букатник Парфенка. После него залезли в лямки и остальные бурлаки.

- А ну тяни, ребятушки!

- Тяни-и-и!

- Пошла, дубинушка-а-а!

Тяжко бурлакам! Но вот насад начал медленно сползать с песчаной отмели.

- Пошла, дубинушка, пошла-а-а!

Насад выбрался на глубину. Бурлаки кинулись в воду и по канатам полезли на палубу. Евстигней тотчас заорал букатнику:

- Правь за стругами, Парфенка!

ГЛАВА 10

БОГАТЫРСКИЙ УТЕС

Казачье войско плыло вверх по Волге.

Река была тихой, играла рыба, над самой Волгой с криком носились чайки, в густых прибрежных камышах поскрипывали коростели.

Гулебщики дружно налегали на весла, поспешая к жигулевским крутоярам. Летели челны. Весело перекрикивались повольники:

- Наддай, станишники! Ходи, весла!

- Расступись, матушка Волга!

На ертаульном струге плыл атаман с есаулами. Здесь же были и Гаруня с Первушкой. У молодого детины радостным блеском искрились глаза. Он смотрел на раздольную Волгу, на синие просторы, на задорные, мужественные лица удалых казаков, и в душе его рождалась песня. Все было для него необычно и ново: и могучий чернобородый атаман, и добры молодцы есаулы, дымящие трубками, и сказы повольников о походах да богатырских сражениях. Первушка хмелел без вина.

- Любо ли с нами, сынко? - обнимая Первушку за плечи, спрашивал Иван Гаруня, не переставая любоваться своим чадом.

- Любо, батяня! - счастливо восклицал Первушка, готовый обнять всех на свете.

Плыл Болотников скрытно и сторожко: не хотелось раньше времени вспугнуть купеческие караваны. По левому степному берегу ускакали на десяток верст вперед казачьи дозоры. В случае чего они упредят войско о торговых судах и стрелецких заставах.

На челнах плыли триста казаков, остальное войско ехало берегом на конях. Еще в острожке Болотников высказывал есаулам:

- Добро бы прийти на Луку на челнах и конно. Без коня казак не казак.

- Вестимо, батько, - кивали есаулы. - Не век же мы на Луке пробудем. Поди, к зиме в степь вернемся.

- Поглядим, други. Придется двум сотням вновь по Скрытие плыть.

- И сплаваем, батька. Вспять-то легче, течение понесет, да и челны будут рядом, - молвил Нечайка.

Однако плыть конно по Скрытне не пришлось: выручил Первушка. Сидел как-то с ним на бережку дед Гаруня и рассуждал:

- Ловко же вы упрятались. Ни пройти, ни проехать, ни ногой не ступить. Чай, видел, как мы пробирались?

- Видел, - кивнул Первушка и чему-то затаенно усмехнулся.

- Атаман наш триста коней мужикам пожаловал, - продолжал Гаруня. Живи не тужи. А вот на остальных сызнова по завертям поплывем, на челны-то все не уйдут. А речонка лютая, того и гляди, угодишь к водяному.

Первушка призадумался. Он долго молчал, а затем повернулся к отцу, порываясь что-то сказать, но так и не вымолвил ни слова.

- Чего мечешься, сынко? Иль раздумал в казаки идти?

- И вовсе нет, батяня, - горячо отозвался Первушка. - Отныне никто меня не удержит, как на крыльях за тобой полечу. Иное хочу молвить, да вот язык не ворочается... Страшно то поведать, зазорно.

- Аль какая зазнобушка присушила? Так выбирай, сынко. Либо казаковать, либо с девкой тешиться.

- Нет у меня зазнобы, батяня... Вот ты за казаков пасешься, кои по речке с конями поплывут.

- Пасусь, сынко.

- А можно... можно, батяня, и посуху пройти.

- Уж не на ковре ли самолете? Да где ж тут у вас посуху? - усомнился Гаруня.

- От крепости в лес есть потаенная тропа, - решился наконец Первушка. - Выведет к самой Волге.

- Любо, сынко! - возрадовался Гаруня. - Чего ж ране не поведал?

- Нельзя о том сказывать, батеня. Так мир порешил. Ежели кто чужому потаенную тропу выдаст, тому смерть.

- Круто же ваш круг установил.

- А иначе нельзя, батяня. То тропа спасения. Поганый ли сунется, люди ли государевы, а мужиков наших не достать. Тропа и к Волге выведет, и в лесу упрячет. Там у нас, на случай беды, землянки нарыты. Не одно налетье можно высидеть. И зверя вдоволь, и угодья бортные.

- Вон как... А все ж проведешь, сынко?

- Проведу, батяня. Но возврата мне не будет - мир сказнит. Так что навсегда с селянами распрощаюсь. С тобой пойду.

Крепко обнял сына Иван Гаруня и повел к атаману.

На другое утро Первушка вывел конный отряд к Волге. Затем он долго и молчаливо расставался с родимой сторонушкой.

"Простите, мужики, - крестился Первушка на сумрачный лес. - Не хотел вам зла-корысти. Знать, уж так бог повелел, чтоб мне с земли родной сойти да белый свет поглядеть. Прощайте, сельчане. Прощай, Скрытня-река!"

Положил Первушка горсть земли в ладанку, низко поклонился лесу и пошагал к казакам.

- Да ты не горюй, парень. О заветной тропке никому не скажем, ободрил Нечайка.

- Тропки не будет. Завалят ее мужики да новую прорубят.

На крутояре показался конный дозор. Казаки замахали шапками.

- С какой-то вестью, - поднялся на нос струга Болотников. - А ну греби, други, к берегу!

Челн атамана приблизился к крутояру. Казаки наверху закричали:

- С ногаями столкнулись, батька! Отбили отару баранов да косяк лошадей! Ноне с мясом будем!

- Много ли донцов потеряли?

- Шестерых, батька!

Казаки на челнах сняли шапки.

- Надо бы мясо на челны, батька!

- Добро. Яр кончится - спускайтесь к челнам!

Свыше тысячи баранов притащили казаки к берегу. Их тотчас разделали, присолили и перетащили на струги. Солью запаслись еще в острожке. Мужики, обрадовавшись лошадям, позвали казаков на варницу.

- Соли у нас довольно, век не приесть. Берите, сколь душа пожелает.

И вот мужичий дар крепко сгодился.

Часть мяса разрезали на тонкие ломтики и выставили на солнце сушить да вялить. Казаки ожили, довольно гудели.

- Ноне заживем, братцы. Это те не рыба.

Болотников же был вдвойне доволен: казаки отбили у поганых ногайских лошадей. Теперь опять все войско будет на конях.