Валерий Замыслов - Горький хлеб (Часть 3)

Елена скучно зевнула, потянулась и молвила:

- Все запомнила, Секлетея. Пойду-ка я к девушкам. Уж ты не гневайся, в светлице за прялкой посижу.

- А "Благословение от благовещенского святого отца митрополита Сильвестра" когда же закончим, матушка?

- Завтра, Секлетея, завтра, - поспешно проговорила Елена и, чмокнув старуху в щеку, выпорхнула из моленной горницы, пропахнувшей воском и лампадным благовонием.

Сенные девки, завидев княгиню, поднялись из-за прялок и поясно поклонились госпоже. Все они в розовых сарафанах, с шелковыми лентами на головах...

Елена уселась за прялку, однако вскоре сказала:

- Спойте мне, голубушки.

А девки только того и ждали. Ох, как наскучили прялки! Хорошо хоть новая княгиня нравом веселая. При прежней госпоже от молитв до рукоделья и шагу ступить нельзя. И жили, словно в монашеской обители: ни хороводов, ни качелей.

И девушки сенные запели - тихо, неторопливо да задумчиво:

Ты взойди, взойди, красно солнышко,

Над горой взойди над высокою,

Над дубравушкой над зеленою...

В светлицу вошел Якушка. Поклонился княгине, украдкой, озорно подмигнув девкам, молвил:

- Князь Андрей Андреевич к себе кличет.

Елена вспыхнула ярким румянцем и заспешила к князю. Мамка Секлетея, провожая сенями Елену, ворчала:

- Экое ты намедни удумала. Мыслимо ли боярыне верхом на коня проситься. Басурманское дело, святотатство это, матушка.

- Я у братца своего всегда на коне ездила. Любо мне, Секлетея.

- Тьфу, тьфу! Оборони бог от срамного дела.

Князь ласково встретил Елену в горнице, усадил рядом с собою на лавку, обнял. В дверь заглянула мамка, поджав губы, покачала головой.

- В пятницу, грех-то какой, лобзаться удумали!

Князь погрозил ей кулаком.

- Ступай, Секлетея. Княгиня со мной побудет.

Мамка что-то проворчала себе под нос и тихо прикрыла сводчатую дверь, обитую красным бархатом.

- Сама затворница, и за мной по пятам ходит да невеселые речи сказывает. Так нельзя, эдак нельзя. Живу, словно в ските. А мне все на коня хочется. Дозволь, государь мой, - целуя князя в губы, высказала Елена.

- Опять за свое, княгинюшка. Брат твой - Григорий Шаховокий - отменный наездник. Знаю о том. Со шляхтой он знается, а там свои обычаи. Девки там, сказывают, ежедень на конях скачут. А здесь Москва, Еленушка. И тебе на коне теперь быть не дозволено. Засмеют меня бояре. А коли скушно тебе - в саду с девками развлекись, хороводы сыграйте, гусельников да скоморохов позовите.

Когда на золотых окладах иконостаса багрянцем засверкала вечерняя заря, в княжьи покои снова вошла мамка Секлетея и напомнила супругам о начале всенощной.

Глава 36

"КНЯЖЬЯ ДОБРОТА"

Над боярской Москвой плывет утренний благовест.

Иванка Болотников, прислонившись к бревенчатой стене темного подклета, невесело раздумывал:

"Прав был Пахом. Нет на Руси добрых бояр. Вот и наш князь мужику навстречу пойти не хочет. Даже выслушать нужду мирскую ему недосуг".

Рядом, свернувшись калачиком на куче соломы, беззаботно напевал вполголоса Афоня Шмоток. Болотников толкнул его ногой.

- Чего веселый?

- Кручину не люблю. Скоро в вотчину поедем. Вот всыплет нам князь кнута и отпустит восвояси. Агафья там без меня скучает.

- У тебя баба в голове, а у меня жито на уме. Князя хочу видеть. Нешто он крестьянам хлеба пожалеет? Не посеем нонче - и ему оброка не видать.

Афоня выглянул в малое оконце, забранное железной решеткой и оживился:

- Примет тебя князь, Иванка. Глянь - воротный сторож по двору идет. Денежку он зело любит. Вот мы его сейчас и облапушим, - довольно потирая ладоши, проговорил бобыль и крикнул в оконце. - Подойди сюда, отец родной!

Привратник, услышав голос из подклета, остановился посреди двора, широко зевнул, перекрестил рот, чтобы плутоватый черт не забрался в грешную душу и неторопливо, шаркая по земле лыковыми лаптями, приблизился к смоляному срубу.

- Чего рот дерете, мужичье?

- Поначалу скажи, как тебя звать-величать, батюшка?

- Звать Игнатием, а по батюшке - сын Силантьев, - позевывая, прогудел привратник.

- Нешто Игнатий! - обрадованно воскликнул Афоня, высунув в оконце жидкую козлиную бороденку. - Ну и ну! Однако, счастливец ты, отец родной.

- Это отчего ж? - недоуменно вопросил Игнатий.

- Через неделю тебе вино да хмельную брагу пить за день святого Игнатия - епископа Ростовского. Великий богомолец был и добрыми делами среди паствы далеко известен. Тебя, чать, не зря Игнатием нарекли. И в тебе добрая душа сидит.

Привратник ухмыльнулся, пегую бороду щепотью вздернул.

- Ишь ты! Все святцы постиг.

- А теперь скажи мне, мил человек - почем нынче на торгу добрый суконный кафтан? - елейно продолжал выспрашивать Афоня.

- Четыре гривны, братец.

- Так-так, - поблескивая глазами, раздумчиво протянул бобыль, а затем проговорил участливо. - Вижу, одежонка на тебе, Игнатий, свет Силантьев, немудрящая да и лаптишки княжьему человеку не к лицу. Проведи нас к князю в хоромы, а мы тебе за радение на суконный кафтан да сапоги из юфти полтину отвалим. Глядишь, день святого Игнатия в обновке справишь.

- Отколь у вас экие деньжищи? Поди, врешь, братец.

Афоня тронул за рукав Болотникова, шепнул:

- Вынимай мирскую полтину, Иванка. Показать Игнашке надо. Дело верное, клюнет.

Болотников протянул бобылю деньги. Афоня, зажав монеты в кулаке, показал их привратнику.

У Игнатия аж борода заходила, а в глазах заполыхали жадные огоньки.

- Давай сюды, братец. Так и быть, провожу вас к князю.

- Э-э, нет, мил человек. Поначалу службу сослужи, а потом и награду получишь.

Привратник озадаченно заходил вдоль подклета. Князь Андрей Андреевич крут на расправу. Выпускать мужичков не велено. А вдруг у них какой злой умысел противу князя. Случись чего - и головы тогда не сносить.

А бобыль все заманчиво вертел монетами, смущал привратника, говорил речисто:

- Али тебе обновка не нужна, отец родной? Отомкни замок, батюшка. А мы тихонько и в хоромы. Людишки мы смирные, князя долгими речами неволить не станем. Порадей за мирское дело. А уж коли тебя князь слегка кнутом и попотчует - стерпи, милок. Полтина на дороге не валяется.

Игнатий покряхтел, покряхтел и отомкнул висячий замок на двери.

- Грех на душу беру, православные.

- Один бог безгрешен, отец родной. Нет на Руси человека, чтобы век свой без греха прожил. У святых отцов не найдешь и концов, батюшка, ласково проронил Шмоток, отряхивая с себя ржаную мякину.

Болотников поднялся с пола и тихо похвалил бобыля:

- Тебе только думным дьяком быть, Афоня. Ну и хитер!

Привратник, воровато озираясь по сторонам, подвел мужиков к терему. Кабы Якушка не заметил, тогда - пропащее дело.

По двору сновали холопы в легких летних кафтанах и сенные девки в цветастых сарафанах, бабы в повойниках30, кокошниках31 и киках.