Александр Пыльцын - Правда о штрафбатах. Как офицерский штрафбат дошел до Берлина

А я в свои тридцать три года с небольшим получил в это время звание полковника.

Характер у генерала Симонова был сложный. Это от него я слышал такую фразу: «Тенором не командуют!» Весьма образно! Видимо, это у него была профессиональная (музыкант же!) поговорка. Был у него тоже заместитель, но «по строевой», так сказать, мой коллега, полковник Сорокин Михаил Иванович, и вот что-то между ними не заладилось. Все-таки генерал был слабее в тактических вопросах и в военной теории вообще, чем Михаил Иванович. И комдив решил избавиться от «соперника» по принципу: какой же начальник потерпит рядом подчиненного умнее себя. Но надежнее способа, чем выдвинуть его на повышение, не нашел. А в результате – комдив Симонов так и умер генерал-майором, а Михаил Иванович Сорокин со временем стал командующим войсками ЛенВо, а затем и генералом армии, заместителем Министра обороны СССР. К сожалению, он уже несколько лет назад тоже покинул этот мир.

Вскоре в моей службе произошли неожиданные перемены. По случаю опухоли щитовидной железы мне была сделана операция, и я был признан негодным к дальнейшей службе в десантных войсках, что меня весьма огорчило и расстроило. Прыжки с парашютом я полюбил и совершал их с удовольствием. По минимальным нормам, офицер ВДВ моего ранга должен был совершать не менее трех-пяти прыжков в год, но мне очень нравились прыжки и даже удавалось делать по двадцать или тридцать в год в самых различных условиях, зимой и летом, днем и ночью и даже с приводнением. Правда, в этом случае прыгали мы со специальным снаряжением, куда обязательно входил спасательный жилет, автоматически надуваемый воздухом в нужный момент.

Заключение медиков было безоговорочным: «Не годен к службе в ВДВ», и я решил вообще уволиться в запас, поскольку не представлял себя вне этих полюбившихся мне войск. Это немного походило на мои фронтовые доводы при возвращении в штрафбат после ранений.

Написал я тогда рапорт об увольнении, и он «по команде» ушел в Москву. Вызвал меня генерал Маргелов, который тогда за какие-то грехи его подчиненных был смещен с должности командующего ВДВ, но не согласился покинуть войска и остался заместителем командующего. Посожалел он о случившемся со мной и посоветовал не торопиться с увольнением. Однако, встретив мой решительный ответ, что, кроме как в ВДВ, служить нигде больше желания нет, рапорт подписал.

Долго ходил этот рапорт по разным инстанциям, но в конце концов на нем появилась окончательная резолюция бывшего тогда Главкома Сухопутных войск, будущего министра обороны, Маршала Советского Союза А.А. Гречко: «Молодой, еще послужит».

Вот так я и оказался начальником автослужбы 38-й армии в Прикарпатье, штаб которой стоял в Станиславе, ставшем вскоре Ивано-Франковском. По делам службы много приходилось бывать и в Закарпатье. Живописные горы, водопады, богатая природа, своеобразная гуцульская архитектура – все это разнообразие интересовало и обогащало новыми впечатлениями.

Конечно, новыми были для меня и впечатления о людях, с которыми теперь приходилось работать. Хорошо запомнился командующий армией, генерал-майор Н.Г. Штыков, человек желчный, злой, казалось, просто ненавидящий всех своих подчиненных. При очередных разносах (похоже, только из них и состояла его деятельность) переходил на унижающие человеческое достоинство оскорбления. Невольно вспоминался командующий ВДВ генерал Маргелов, наш «Дядя Вася», да и многие наши фронтовые командующие.

Вскоре Штыкова сменил генерал Ухов. В противоположность своему предшественнику, обладал он нравом веселым. Правда, иногда горячился, срывался на грубые выражения, но быстро остывал и говорил самокритично: «Ну, как я тебя отчихвостил? Не обижайся, со мной это иногда бывает».

При нем на должность члена Военного Совета армии пришел полковник Средин Георгий Васильевич, человек редкой души, напомнивший мне моего первого командира – младшего политрука Тарасова. Обладал Георгий Васильевич проницательным умом, собственным мнением по всем вопросам военного бытия. Помню, как-то один московский инспектор из Главного Политуправления сделал ему замечание, что в военных городках дивизии, где начальником политотдела был толковый, остроумный, энергичный полковник Репин И.П. (фронтовые пути которого, как и мои, проходили через Варшаву и Берлин), мало яркой, наглядной агитации, и привел в пример городской парк, где этой агитации было в изобилии. Тогда Георгий Васильевич спросил его, что именно по своему содержанию ему больше всего там запомнилось. А тот замялся, сказал, что не помнит. Тогда Средин прямо сказал этому проверяющему: «Зачем это обилие лозунгов, если их содержание не оставляет следа в душе и памяти человека?» И москвич сконфузился.

Вот так тонко сумел поставить на место не в меру ретивого «верхнего» политработника наш новый член Военного Совета. Вскоре ему было присвоено генеральское звание, затем он уверенно продвигался по службе и дошел до должности первого заместителя начальника Главного Политуправления Вооруженных Сил СССР. Да и полковника Репина вскоре перевели с повышением куда-то на Север.

Однажды меня вызвали в Москву и предложили поехать «за генеральскими лампасами» в Дальневосточный военный округ, в Уссурийское военное автомобильное училище, начальнику которого только что было присвоено звание генерала. Через год его собирались перевести в европейскую часть СССР, а мне предлагалось постажироваться этот год у него в заместителях, а затем занять эту генеральскую должность. Дальний Восток, как уже знает читатель, – моя родина, и я без раздумий согласился. Начальником училища был генерал-майор, Герой Советского Союза Яксаргин Василий Владимирович. Небольшого роста, щуплый, с лицом в пятнах зеленки и кругляшках лейкопластыря. Такое впечатление было, что уж очень он любил не столько болеть, сколько лечиться. Почти каждый его рабочий день начинался с училищной санчасти. Дотошным был до абсурда. Рапорт дежурного по училищу, да и любое обращение к нему офицера, не принимал, пока не сделает десяток замечаний. А поводы для этого всегда находились. То не так ногу приставил, то не на тот угол носки развернул, не на той высоте руку к головному убору приложил, и грудь не так выпятил, и т. д., и т. п.

Вскоре после моего приезда он ушел в отпуск, дав мне перед этим тьму указаний по поводу укрепления престижа училища и поддержания высоких показателей дисциплины и успеваемости. В первые же дни моего исполнения обязанностей начальника училища случилось ЧП: один курсант в нетрезвом виде учинил драку в городе, серьезно избив пряжкой солдатского ремня гражданского юношу. Чтобы пресечь подобные случаи (имевшие место, оказывается, и ранее), я решил этого хулигана предать суду военного трибунала, и он был осужден на два года дисциплинарного батальона, о чем доложил по инстанциям.