Уильям Ширер - Взлет и падение Третьего Рейха

Как и дату захвата Судетской области — 1 октября

1938 года, Гитлер и эту, более важную дату — 1 сентября

1939 года объявил заранее, и она также была соблюдена.

Вопрос теперь ставился так: сможет ли Гитлер измотать поляков настолько, что они примут его требования, как это сделали австрийцы и чехи, или Польша будет стоять на своем и окажет противодействие немецкой агрессии, а если окажет, то какими силами. В поисках ответа на эти вопросы я провел первую неделю апреля в Польше. Ответы были такие: поляки не поддадутся угрозам Гитлера и будут сражаться, если враг вторгнется на их территорию, но их положение с военной и политической точек зрения ужасно. Авиация у Польши была отсталая, армия — громоздкая и неманевренная, стратегическое положение — почти безнадежное, поскольку Польша с трех сторон была окружена немецкими войсками. Более того, укрепление Западного вала необычайно затрудняло наступление англичан и французов на Германию в случае ее нападения на Польшу. В довершение всего польские полковники ни за что не согласились бы принять помощь от России, даже если бы немцы стояли у ворот Варшавы.

События развивались стремительно. 6 апреля полковник Бек подписал в Лондоне соглашение с Англией, трансформировав одностороннюю английскую гарантию во временный договор о взаимопомощи. Постоянный договор, как было объявлено, планировалось подписать после уточнения деталей.

На следующий день, 7 апреля, Муссолини двинул свои войска в Албанию и захватил эту маленькую горную страну, присовокупив ее к своим трофеям после Эфиопии. Тем самым он создал трамплин для нападения на Грецию и Югославию, что в обстановке напряженности в Европе заставило трепетать малые государства, бросавшие вызов оси. Как явствует из документов министерства иностранных дел Германии, действия эти совершались с ее одобрения. 13 апреля Франция и Англия в качестве ответного шага объявили о своих гарантиях Греции и Румынии. Группировки стали постепенно вырисовываться. В середине апреля Геринг прибыл в Рим и, к неудовольствию Риббентропа, имел две продолжительные беседы с Муссолини 15 и 16 апреля. Они согласились, что для подготовки к «всеобщему конфликту необходимо еще два-три года», однако Геринг заявил, что в случае, если война разразится раньше, «положение оси достаточно прочно» и она «может противостоять любому вероятному противнику».

В беседе упоминалось обращение президента Рузвельта, которое в Риме и Берлине было получено 15 апреля. Как вспоминал Чиано, дуче сначала отказался его читать, а Геринг заявил, что на него не стоит отвечать. Муссолини предположил, что такое мог прислать только человек, пораженный «детским параличом», Герингу же казалось, что «Рузвельт страдает умственным расстройством».

В телеграмме, направленной Гитлеру и Муссолини, президент напрямик спрашивал, не нападут ли вооруженные силы Германии и Италии на указанные независимые государства, и далее следовал список из 31 государства, в который были включены Польша, Прибалтийские государства, Россия, Дания, Нидерланды, Бельгия, Франция и Англия. Президент полагал, что гарантия ненападения может быть дана по крайней мере лет на десять или «на четверть века, если позволительно заглядывать так далеко вперед». Если такие гарантии будут даны, он обещал, что Америка примет участие в обсуждении вопроса, как избавить мир «от тяжкого бремени вооружения» и как расширить международную торговлю.

«Вы неоднократно заверяли, — напоминал он Гитлеру, — что ни вы, ни немецкий народ не желаете войны. Если это правда, то войны не должно быть».

В свете известных фактов это воззвание может показаться наивным, но Гитлера оно смутило, и он дал понять, что ответит на него. И он ответил, но не непосредственно, а в речи, произнесенной 28 апреля на специально созванной сессии рейхстага.

До того, как явствует из трофейных документов германского министерства иностранных дел, 17 апреля, с Вильгельмштрассе ушла циркулярная телеграмма во все перечисленные страны, кроме Польши, России, Англии и Франции. В телеграмме содержалось два вопроса: считают ли в этих странах, что Германия каким-то образом им угрожает? уполномочивали ли они Рузвельта выступить с таким обращением?

«Мы не сомневаемся, — телеграфировал Риббентроп своим послам в этих странах, — что на оба вопроса будет дан отрицательный ответ. Но по ряду причин мы хотели бы немедленно получить подтверждение у вас». «Ряд причин» станет ясен из речи Гитлера, произнесенной 28 апреля.

К 22 апреля министерство иностранных дел Германии уже могло доложить фюреру: большинство стран, среди них Югославия, Бельгия, Дания, Норвегия, Голландия и Люксембург, ответили на оба вопроса отрицательно, что вскоре доказало, как недооценивали они Третий Рейх. Из Румынии, правда, пришел язвительный ответ, что «правительство рейха само должно знать, существует ли такая опасность». Маленькая Латвия вначале не поняла, какого ответа от нее ожидают, но министерство иностранных дел Германии быстро внесло ясность. 18 апреля Вайцзекер сам позвонил послу в Ригу, чтобы высказать ему, что ответ министерства иностранных дел Латвии на вопрос о телеграмме Рузвельта непонятен.

«В то время как практически все страны уже дали ответ — отрицательный, естественно, — господин Мунтерс считает, что по поводу этого нелепого выпада американской пропаганды надо совещаться с кабинетом. Если господин Мунтерс немедленно не ответит на наш вопрос «нет», мы будем вынуждены считать Латвию одной из тех стран, которые сделались добровольными союзниками господина Рузвельта. Я полагаю, что слова герра фон Котце (немецкого посла) будет достаточно, чтобы он (Мунтерс) дал нужный ответ».

Слова фон Котце оказалось достаточно.

Эти ответы стали мощным оружием Гитлера. Он мастерски воспользовался им, когда 28 апреля 1939 года начал свою речь. Мне кажется, это было самое продолжительное выступление фюрера — оно длилось два часа, а может, и дольше. Во многих отношениях, особенно по силе воздействия на немцев и сторонников нацистской Германии за рубежом, это была самая блестящая его речь — по крайней мере, мне не приходилось слышать более яркой. По красноречию, изворотливости, сарказму и лицемерию Гитлер в этой речи превзошел самого себя. Таких высот в дальнейшем он не достигал ни разу. Речь была заготовлена для немецкой аудитории, но кроме немецких станций ее транслировали сотни радиостанций по всему миру; в Соединенных Штатах ее передавали все ведущие сети. Ни до этой речи, ни после нее у Гитлера не было такой огромной аудитории.

Фюрер начал с привычных слов о несправедливости Версальского договора, о тех несправедливостях и притеснениях, которые немецкий народ вынужден испытывать вследствие этого. Потом он перешел к ответам Англии и Польше, которые потрясли Европу.