Иван Черных - Иду на перехват

Мы с Геннадием лежим рядом на койках в дежурном домике. На нас летное обмундирование и противоперегрузочные костюмы. Напротив домика в полной боевой готовности стоят наши "ласточки". На стене перед нами висит динамик. В нем слышатся слабые шорохи, изредка откуда-то издалека доносятся короткие доклады и команды. Где-то идут полеты. Стоит только услышать нам "Двадцатый и двадцать первый - воздух!", как мы пулей вылетим из домика и в считанные секунды поднимемся в небо. Но такие команды бывают не всегда. Сегодня вряд ли нас побеспокоят: день на исходе, через два часа придет смена.

Я поглядываю на Геннадия и думаю о нем. В последнее время с ним творится что-то неладное: ходит задумчивый и хмурый, сильно похудел, под глазами появились темные круги. Не помогла и недавняя поездка в Сочи. На этот раз он ездил с Дусей, у нее тоже ни с того ни с сего разболелись поясница и ноги. Сейчас Дуся чувствует себя хорошо. Про нее и про Игоря Винницкого в гарнизоне ходят нехорошие слухи, но, скорее всего, это сплетни. Возможно, кто-то, как и я, заметил, что Дуся при встречах с Винницким смущается, а может быть, он когда-то проводил ее домой после репетиции, их увидели, вот и пошло... Как бы там ни было, Дуся теперь в самодеятельности не участвует, и Геннадий с нею почти нигде не показывается.

Дружба наша с Геннадием тоже начала затухать. Правда, на службе мы говорим по-приятельски, но в гости друг к другу не ходим. То ли он считает, что командиру не следует быть с подчиненными запанибрата, то ли тому причиной Дуся, которая почему-то стала избегать Инну.

Как-то я спросил у Инны, в чем дело. Она испытующе посмотрела на меня, подумала, а потом ответила загадкой:

- Людей сближают общие интересы и взгляды на жизнь. Видимо, так лучше для Дуси - не встречаться, особенно теперь...

Она чего-то недоговаривала, а я допытываться не стал: если не хочет говорить, зачем принуждать ее?

К дежурному домику подъехала легковая автомашина. Мы встали. Вошел полковник Щипков. Геннадий отдал ему рапорт. Щипков поздоровался и посмотрел на часы.

- Наверное, домой уже настроились? - улыбнулся он.

- Никак нет, - ответил Геннадий. - Еще два часа дежурить. Можно не раз подняться в воздух.

- Это верно, - согласился полковник. - В наше время и минута - срок немалый. Ну-ка, дайте вашу карту.

Геннадий отстегнул наколенный планшет, достал полетную карту. Щипков развернул ее.

- Вот здесь, - он указал пальцем точку неподалеку от крупного города, - на большой высоте летит шар. Запущен он с одной из военных баз, вот с этого острова. Проследите путь его движения. - Щипков прочертил линию от нашей южной границы. - Как видите, маршрут получается довольно удачный. Шар ни в коем случае не должен вернуться к тем, кто его запустил. Понимаете, ни в коем случае... Ракетчики просят доверить это дело им: но командующий разрешил испытать наши "ласточки". Надо не подкачать. Вам первым выпала такая ответственная и, скажу прямо, трудная задача...

Полковник проинструктировал, как действовать в воздухе, и мы побежали к своим самолетам.

День стоял погожий. В сентябрьском небе плыли редкие перистые облака. Истребители наши глотали высоту сотнями метров. Я не ощущал ни меняющегося давления, ни перегрузки, все было сконцентрировано в едином желании отыскать и уничтожить шар-шпион. С командного пункта дали нам курс и смолкли. Скорость набора высоты стала падать, истребители приближались к практическому потолку. С каждой минутой самолеты становились все менее послушны. Приходилось работать рулями плавно и осторожно. Надо было выдержать место в строю (мы шли фронтом), не потерять друг друга из виду, чтобы не принять засветку от своего самолета за цель: ракета не разбирает, свой это или чужой, стоит только выпустить ее.

- Эшелон занял, - доложил Геннадий.

Наши истребители перешли в горизонтальный полет.

- Цель впереди, дальность...

Теперь нами командовал уже Пилипенко. В ответственные моменты он всегда на КП и наводит сам.

- Начинайте поиск.

Я склонился к тубусу. На экране радиолокационного прицела, вверху, вижу, как при развертке вспыхивает маленькое светло-зеленое пятнышко отметка от шара.

- Цель вижу, - доложил Геннадий. - Двадцать первый, пристраивайтесь в правый пеленг. Атакую!

Если бы Геннадий не увидел цель, ее атаковал бы я. А теперь моя задача следовать за ним и наблюдать. В случае неудачной стрельбы или каких-либо осложнений мы поменяемся местами.

Геннадий снова перевел истребитель в набор высоты - шар был все еще намного выше нас. Но, несмотря на то что мы выжимали из двигателей все, стрелка вариометра{

1} никак не хотела подниматься выше единицы, а через несколько секунд снова опустилась на ноль.

- Захват, - передал Геннадий.

Я глянул в прицел. "Птичка" - засветка цели - по-прежнему была вверху, в большом кольце. А чтобы произвести выстрел, надо "загнать" ее в малое. Невольно рука моя потянула ручку управления на себя, однако "птичка", вместо того чтобы переместиться к центру, скользнула вверх и исчезла за большим кольцом. Я сразу же перенес взгляд на ведущего. Нет, ничего с самолетом не случилось. Геннадий находился на своем месте, слева, чуть впереди.

- Проскочили, - с досадой сказал он. - Заходим вторично.

Пилипенко снова навел нас. Теперь я уже не смотрел в прицел, а следил за Геннадием и за небом. Спустя несколько секунд после его доклада о захвате цели я увидел шар. В вечерних лучах солнца он казался позолоченным. Стремительно приближаясь, он рос на глазах, будто его надували. И снова Геннадий не сумел выстрелить, да и немудрено: шар был выше нас. Мы стали ходить по "коробочке". Щипков был прав: задача оказалась чрезвычайно сложной. На разворотах, при всем нашем старании, истребители теряли высоту; на прямой, хотя мы ее и набирали, эффекта не получалось. Геннадию нужно было одно лишь мгновение: поднять в определенном месте нос самолета настолько, чтобы шар попал в луч радиолокационного прицела. Но как раз этот момент и невозможно было определить. Едва Геннадий начинал готовиться к пуску ракеты, как наши истребители проскакивали шар.

- Двадцать первый, выходи вперед, - приказал Геннадий, - может быть, у тебя получится.

Но и моя попытка не увенчалась успехом. Я так старался, что чуть не сорвался в штопор. Топливо у нас было на исходе, и Щипков приказал возвращаться.

Он поджидал нас на стоянке. Геннадий подавленным голосом доложил о результатах полета. Нам стыдно было смотреть в глаза командиру. Я ожидал упреков или даже нотации, но Щипков сказал сочувственно:

- Не отчаивайтесь. Жаль, конечно, что не мы, а ракетчики сбили, да что ж поделаешь.

И все же на сердце было тяжело. Я чувствовал себя виноватым. Чего-то мы с Геннадием недодумали. Инна заметила мое мрачное настроение.