Иван Черных - Шквальный ветер

В гарнизоне он собирался пробыть недолго, от силы неделю, а прожил уже две, и никаких известий от сообщников.

Он оставил адрес доверенному человеку из Совгавани, далекому от его дел, врачу, лечившему Кувалдина два года назад от ревматизма, полученного ещё в юные годы на промывке золотого песочка. Кувалдин щедро заплатил доктору, и они подружились. Изредка начальник охраны навещал его и каждый раз оставлял крупную сумму денег, объясняя, что зарабатывает хорошо, а тратить не на что и не на кого. Семьи действительно у него не было, да и в его положении не стоило ею и обзаводиться - по восемь-девять месяцев на прииске - с апреля по ноябрь, - и задуманное заставляло быть более осмотрительным, осторожным, ограничивать себя в желаниях. Вот выгорит дело, обеспечит он свое дальнейшее существование, тогда можно будет забыть о прииске, поселиться где-нибудь на берегу Черного моря и развлекаться с женой, растить и воспитывать детишек. Правда, в сорок лет не просто будет отвыкнуть от прежних замашек, но он умеет держать себя в руках...

До Нового года оставалась неделя, все в гарнизоне готовились к празднику, а он чувствовал себя как на углях: Анюта посматривает на него с подозрением - приехал повидаться с Натальей, а живет уже около месяца, обещая чуть ли не каждый день скоро уехать. Вчера она спросила прямо: "У тебя неприятности?" - "С чего ты взяла?" - сделал он удивленное лицо. "Да вижу, заскучал ты здесь и что-то тебя держит. Может, Наталью позвать?" "Не надо, - ответил он. - Просто торопиться мне некуда - зимой мы, геологи, бездельничаем. А у тебя мне нравится. Вот съезжу в город, позвоню в управление и, если там никаких вводных не дадут, вернусь к тебе праздновать Новый год. Не возражаешь?" - "Конечно, нет. У нас уже сейчас собирают деньги, в столовой устраиваем банкет. Познакомишься с моими подругами, начальниками". - "А не лучше ли дома? Новый год - семейный праздник, и я предпочел бы остаться с тобой вдвоем".

Она с недоверием посмотрела на него: что-то темнишь ты, мой милый. И чтобы развеять её подозрение он достал деньги, дал ей двести тысяч. "Если хочешь - пожалуйста, давай погуляем в компании. А для дома я тоже кое-что в городе раздобуду".

Сердце словно предчувствовало беду: друг-доктор занедужил сам, и Кувалдина уже три дня ждала телеграмма: "Мама тяжело заболела. Приезжай". Он знал, что это значит и куда надо отправиться.

11

Мороз прочно сковал речку-переплюйку, да и времени с момента вынужденной посадки прошло больше месяца, по радио давно уже не передают о пропаже вертолета с золотом, бдительность поисковых групп притупилась (что они рыщут по стране, Валентин не сомневался), пора отправляться в путь. Все ли он сделал?.. Вертолет в первый же день после ухода Кукушкина и прокурора он с большим трудом затащил под кроны разлапистых елей. Хорошо, что предусмотрел взять из вертолета трос. С его помощью, действуя рычагами из жердей, он надежно спрятал своего спасителя. Зря, правда, снял аккумулятор и радиоприемник - сразу станет ясно, что посадка не аварийная, но теперь вряд ли вертолет найдут скоро. А без радиоприемника тут с ума сойти можно. Правда, Иванкин находил себе занятия: рыбачил, охотился, рубил дрова, топил печку. Иногда день пролетал незаметно. А вот когда хандрил, погружался в воспоминания, на душе становилось муторно и день тянулся месяцем.

Особенно ему нравилась здесь рыбалка. В предчувствии скорого ледостоя начали скатываться с верховья таймени, ленки, сиг, щуки, хариус. Используя для наживки белые личинки жука-дровосека, которых нетрудно было добыть из прелой еловой древесины, Валентин насаживал их на крючок и только успевал подсекать. Уха и жареная рыба ему надоели, хлеб давно кончился, а две пачки галет и консервы он берег на дорогу.

Охота была похуже: глухари и рябчики попадались редко, а на сохатого рука не поднималась - такие красавцы, что глаз не отвести. Да и куда ему столько мяса? А за дикими кабанами надо побегать, изучить их повадки, долго ждать, когда они на тебя выйдут, или гнаться за ними во все лопатки. А в дорогу запастись салом просто необходимо: оно не замерзает, питательно, вкусно.

Позавтракав и попив чая, Валентин взял ружье, набил карманы патронами и вышел из землянки. Яркий солнечный свет и белизна снега ослепили его, и он стоял некоторое время, прикрыв глаза ладонью, ожидая адаптации. Когда резь в глазах прекратилась, надел лыжи и, как бывало в юности, с задором помчался по рыхлому скользкому снегу, не чувствуя ни малейшей тяжести, словно лыжи сами мчали его.

Он хорошо изучил окрестные места и направился вдоль опушки к видневшейся невдалеке невысокой сопочке, заросшей у подножья дубняком, куда приходили кабаньи стаи полакомиться желудями. Правда, в этом году урожай у дуба скудный, но кабаны все равно появляются там, роют снег, ищут.

Свернув на неширокую прогалину, Валентин увидел кабаньи следы и здоровенные, похожие на следы от лаптей. Не иначе, за стаей увязался медведь. Неурожайный год не дал некоторым из них возможности нагулять жир и залечь на зимнюю спячку, вот и шатаются они по тайге в поисках пищи.

Преследовать голодного хищника небезопасно, понимал Иванкин, но любопытство взяло верх, и он, перезарядив ружье патронами с картечью, ускорил бег.

Боровой лес вскоре кончился, и к подножью сопки пришлось подниматься по редкому, невысокому кустарнику, который хорошо его маскировал.

Валентин повесил ружье на шею, сбавил шаг и стал внимательно прислушиваться. Следы были свежие, и, когда медведь настигнет стаю, раздастся визг и шум борьбы... А если медведь уже настиг жертву? Он не волк, охотничьим азартом не страдает - удовлетворится одним кабанчиком... Надо быть настороже, в случае чего, не замешкаться. И оказался прав: не прошел и с километр, как услышал медвежий рев, а ветерок, дувший ему в лицо, донес запах пота и крови.

Валентин снял ружье и, бесшумно скользя лыжами, пошел на запах, прикрываясь кустами.

Медведя он увидел метрах в пятидесяти, за трапезой: растерзанный кабан лежал у его ног, а вокруг виднелся истоптанный, изрытый снег - место схватки. Зверь стоял к нему боком, левой стороной, как раз под выстрел в сердце, но летчик раздумывал, бить или не бить? Голодный, одинокий зверь столько гнался за добычей - и самому оказаться жертвой... Почему-то было жаль его.

Валентин хотел уже повернуть назад и, видимо, скрипнул лыжей; медведь услышал, повернулся, угрожающе зарычав и оскалив пасть, двинулся на него. Валентин выстрелил. Раздирающий уши рев прокатился окрест. Раненый зверь поднялся на задние лапы, приготовился к нападению. Иванкин нажал на второй спуск. Медведя отбросило назад, и он, хрипя и перебирая лапами, повалился на бок. Добивал его Валентин из пистолета выстрелом в ухо. И зверь затих...