Иван Черных - Тайфун

Оксана перед ним заискивает, старается во всем угодить. И не только во искупление своей вины: по её глазам, вспыхивающим при малейшем прикосновении, по мимолетным взглядам нетрудно понять, что он нравится ей, и она с удовольствием отдалась бы ему. Но эти мысли только раздражали его, и он гнал их прочь, уверенный, что никогда не позволит воспользоваться своим положением.

В его распоряжении имелось двое суток. Двое суток у моря, где все дышит пьянящим ароматом садов и кипарисов, южного неба, тоже источающего неповторимые, кружащие голову запахи. Где лица людей, отрешенных от забот, светятся радостью и счастьем, где даже у самых черствых и разочарованных жизнью просыпается любовь. И у Аркадия на душе посветлело, поднялось настроение; захотелось чего-то необычного, возвышенного. И Оксана показалась ему ещё красивее и добрее; не верилось, что это воровка, преступница, похитившая у фирмы огромные деньги. Но он специально вспоминал её недавнее прошлое, чтобы не расслабиться, не допустить оплошности, держался с ней строго, как и подобает конвоиру с арестованной.

Воздушный путь от Хабаровска до Симферополя дальний, и Аркадий Борисович, не привыкший к таким путешествиям, почти не спал всю дорогу. Но южное небо, яркое солнце и напоенный живительным нектаром воздух будто вдохнули в него силы и, пообедав с Оксаной в местном кафе, он предложил ей сходить на пляж, посмотреть на море, а возможно, и искупаться.

- Если вода теплая, - уточнил он.

Оксана с радостью согласилась.

Они вернулись на квартиру, захватили купальные принадлежности и отправились к морю. Аркадий Борисович не раз слышал от товарищей, побывавших в Алуште, что в летний сезон на городском пляже яблоку негде упасть; теперь же, к его удивлению и радости, пляж был почти пуст - десятка два отдыхающих загорали на лежаках и четверо барахтались в воде у берега, хотя море влекло своей изумрудной чистотой и легким покачиванием, будто дышало, накатывая на гальку ленивые волны, шепчущие ласковые, призывные слова. А у него вся эта прелесть вызвала грусть: скольких людей отлучили от хорошего, полноценного отдыха. Раньше сюда приезжали со всего Советского Союза, а теперь и украинцы, кому стал принадлежать полуостров, из-за своей бедности не могут позволить себе провести отпуск по человечески.

Аркадий Борисович взял на прокат себе лежак, Оксане шезлонг и, сбросив в кабинке костюм, облачился в плавки. Пистолет, лежавший во внутреннем кармане ветровки, завернул в рубашку и сложил пакетом вместе с брюками.

Оксана переоделась ещё в квартире. Когда он вышел из кабинки, она уже сидела в купальнике, подставив лицо солнцу. Халат, в котором пришла, свернув, положила под голову. Аркадий Борисович невольно залюбовался её отлично сложенной фигурой и чистым, гладким телом, ещё не загоревшим, белым с розовым оттенком, словно созревшее яблоко, налитое сладким соком. Он с трудом заставил себя отвести взгляд и сразу пошел к морю.

Вода оказалась холодной, обожгла щиколотки, и он в раздумье остановился. Не хватало ещё заболеть здесь. Постоял немного, чтобы тело привыкло, акклиматизировалось в новой среде, прошел ещё немного в глубину и вернулся - тело загорелось от холода и покрылось пупырышками.

- Что, слабо? - с улыбкой спросила Оксана.

- Море ещё не прогрелось, огнем обжигает, - пояснил он.

- Не годитесь вы в моряки. - Оксана встала с шезлонга, лениво потянулась, явно и с удовольствием демонстрируя свою прекрасную фигуру. И сразу заинтересованные мужские взоры прилипли к ней. - Разрешите мне окунуться?

- Остынь немного. - И понизив голос, чтобы не слышали соседи, продолжил: - Пора нам на "ты" перейти, как-никак - мы муж и жена.

Оксана глубоко вздохнула, мечтательнопрошептала:

- Если бы это было на самом деле.

А вот этого позволять ей не стоило. И он повторил уже строже:

- Остынь немного.

Спустя полчаса, они не выдержали и вместе пошли в воду. Он нырнул в обжигающую пучину, проплыл немного и, боясь как бы не переохладиться, повернул к берегу. А Оксана, будто дразня его, удалялась к буйкам, легко и плавно скользя по пологим волнам, сквозь которые просвечивали её стройные ноги, соблазнительные ягодицы в красном купальнике, оголенная до бюстгальтера спина. И в груди его шевельнулись жалость и волнениеза её жизнь - вдруг от холода сведет руки или ноги судорога, что нередко бывает со слишком смелыми купальщиками. А возможно она предпочла утонуть, чем ждать суда и оказаться в заключении? Она прекрасно понимает, что помощью органам правосудия в поимке преступника не искупит свою личную вину.

Он помахал ей рукой, прося вернуться. И загадал: если послушается его, значит, ничего плохого не замышляет.

Оксана послушалась. Вышла из воды розовая, со стекающими по телу серебристыми каплями, прекраснее самой богини любви Венеры.

Аркадий Борисович невольно ринулся ей навстречу, подавая полотенце и халат.

- Как здорово! - сказала она восторженно. - Разве можно Черное море сравнить с Охотским. Здесь и студеность-то приятная, дающая силы, а там могильный холод. А вы... ты испугался? - пытливо заглянула ему в глаза. За меня или за себя?

Он снова попытался напустить на себя строгость.

- А не кажется тебе, что ты начинаешь злоупотреблять моею снисходительностью?

Глаза её стразу потускнели, и лицо опечалилось.

- Прости... Я забылась.

Они ещё позагорали чуть более часа и отправились на квартиру. По пути зашли на рынок, где Аркадий Борисович купил черешни и абрикосов.

- Не возражаешь, если ужин мы устроим дома? - спросил, глянув на все ещё опечаленное лицо. Он раскаивался за свою несдержанную резкость. Ему искренне было жаль эту заблудшую, обманутую женщину, тем более, что он понимал, какие суровые испытания ждут её впереди. Понимал и то, что жалость его может обернуться неприятностью, хуже того, бедой - неизвестно ещё как Оксана поведет себя дальше, особенно, когда увидит Фонарева - такие чувственные, неуравновешенные натуры непредсказуемы, - и все равно ничего не мог поделать с собой, сочувствовал ей и хотел как-то облегчить её судьбу.

Его предложение согнало с лица Оксаны напряженную задумчивость, она даже улыбнулась и ответила со смущением:

- Если вас это не шокирует...

- А вот о том, что мы муж и жена и разговариваем только на "ты", забывать нельзя. Даже вот эти деревья, - кивнул он на тополя, росшие по обочине дороги, - и стены домов должны не усомниться в подлинности нашего супружества.

Она согласно кивнула.

- Извини.

- А для убедительности мы купим ещё вина, закуски и закатим на новом месте пир на весь мир.

Так и сделали. Накрыли стол в своей комнате и позвали хозяйку. Старушка с радостью приняла приглашение. Увидев на столе горы черешни и абрикосов, пожурила их: