Матвей Гречко - Русская история в легендах и мифах

Но совершенства не существует!

Одним из фрегатов, посланных за невестами, командовал Андрей Кириллович Разумовский. За время пути Вильгельмина успела влюбиться в него по уши – он ответил взаимностью. Вскоре после своей свадьбы она стала его любовницей. Шпионы немедленно донесли об этом Екатерине.

Наталья Алексеевна. Александр Росслин. 1776 г.

Вторым пороком будущей великой княгини стал ее «опрометчивый ум, склонный к раздору». Она не хотела учиться говорить по-русски, позволяла себе спорить с императрицей, высказывалась за ограничение самодержавия и против крепостного права и активно участвовала в придворных интригах, портя и без того не лучшие отношения Павла с матерью.

Но худшим оказался третий порок: из-за какой-то деформации костей таза молодая женщина не могла иметь детей. Беременность, наступившая спустя четыре года после свадьбы, стала для нее смертельной. Пять дней промучилась Наталья Алексеевна в страшных схватках, но так и не смогла разродиться. К тому времени в России уже слышали о кесаревом сечении, и в середине XVIII века имел место такой случай, но в медицинскую практику эта операция вошла лишь к в середине XIX века. В семидесятые годы восемнадцатого столетия помочь молодой женщине было некому. Екатерина забыла все свои обиды и сидела около ее постели, не отлучаясь до самой ее кончины.

Андрей Разумовский. Александр Росслин. 1776 г.

Павел был безутешен. Он и слышать не хотел о новом браке. И тогда Екатерина совершила довольно неприглядный поступок: она показала ему переписку Натальи Алексеевны с Андреем Разумовским.

Это открытие сильно потрясло Павла, поколебав его и без того шаткое душевное здоровье. Однако цели своей Екатерина достигла: уже через несколько недель наследник престола с энтузиазмом обсуждал кандидатуру новой супруги, выясняя, брюнетка она или блондинка, полна или худощава…

«Павел сказал однажды графу Ростопчину. “Так как наступают праздники, надобно раздать награды; начнем с Андреевского ордена; кому следует его пожаловать?” Граф обратил внимание Павла на графа Андрея Кирилловича Разумовского, посла нашего в Вене. Государь, с первою супругою коего, великою княгинею Наталиею Алексеевною, Разумовский был в связи, изобразив рога на голове, воскликнул: “Разве ты не знаешь?” Ростопчин сделал тот же самый знак рукою и сказал: “Потому-то в особенности и нужно, чтобы об этом не говорили!”»

Второй супругой Павла стала София-Доротея-Августа-Луиза Вюртембергская, в православии – Мария Федоровна. На этот раз Екатерина забыла и об уме, и о красоте и руководствовалась только одним – крепким здоровьем.

Это была рослая, мощная, широкобедрая женщина, напрочь лишенная романтичности и не склонная влюбляться. Современники не находили ее ни доброй, ни приятной в общении. Зато она была дамой достаточно волевой: так, по некоторым сведениям, узнав об убийстве мужа заговорщиками, при упоминании «императора Александра» она заявила: «Не знаю никакого императора Александра! Я коронована, и я должна царствовать!»

В отличие от первой супруги Мария была верна мужу, отличалась хорошим здоровьем и родила Павлу десять детей. Тех, что родились после смерти Екатерины II, Мария воспитывала крайне жестко, даже жестоко. По воспоминаниям императора Николая I, его и его младшего брата нещадно секли за малейшие шалости. В классных журналах упоминалось даже об ударах ружейным шомполом – причем все эти «воспитательные меры» вызывали одобрение императрицы.

«Госпожа Кочетова мне рассказывала, что миссис Кеннеди ей сказывала, что она запиралась ночью с императрицей и спала у нее в комнате, потому что император взял привычку, когда у него бывала бессонница, будить ее невзначай, отчего у нее делалось сердцебиение. Он заставлял ее слушать, как он читает ей монологи из Расина и Вольтера. Бедная императрица засыпала, а он начинал гневаться. Жили в Михайловском дворце, апартаменты императора в одном конце, императрицы – в другом. Наконец Кеннеди решилась не впускать его. Павел стучался, она ему отвечала: “Мы спим”. Тогда он ей кричал: “Так вы спящие красавицы!” Уходил наконец и шел стучаться к двери мадемуазель К, камер-фрау, у которой хранились бриллианты, и кричал ей: “Бриллианты украдены!” или “Во дворце пожар!” К., несколько раз поверив, потом перестала ему отпирать, и он стал ходить к часовым и разговаривать с ними. Он страшно мучился от бессонницы…»

Екатерина Нелидова. Дмитрий Левицкий. 1773 г.

Десять лет супруги прожили душа в душу, пока внимание Павла не привлекла воспитанница Смольного института, фрейлина великой княгини Екатерина Нелидова. Катенька считалась некрасивой, говорили, что она похожа на обезьянку, но это с лихвой искупалось ее умом, живым и веселым характером. К тому же Нелидова великолепно танцевала.

Великой княгине долгое время даже в голову не приходило ревновать, ведь Нелидова настаивала на том, что является всего лишь «другом» великого князя. Она настаивала на чисто платоническом характере их связи, иногда в письмах называя Павла «своей сестрой».

Впрочем, это никого не обманывало. Ведь прислуга часто видела, как бранились любовники, а однажды Катенька в сердцах швырнула в наследника российского престола туфлей.

Вот что пишет об этом происшествии Варвара Головина:

«Через несколько лет как-то произошла ссора между Великим Князем и Нелидовой. Вызвана она была ревностью. Великий Князь, казалось, занялся другой фрейлиной своей супруги, и Нелидова покинула двор и поселилась в общежитии Института, где она раньше воспитывалась. Таково было положение дел, когда Император вступил на престол. При первом же своем посещении общежития он примирился с Нелидовой и обошелся с ней так хорошо, что предложил Императрице считать Нелидову его лучшим другом и обращаться с ней так же. С этого момента, казалось, самая тесная дружба установилась между Императрицей и Нелидовой, получившей звание фрейлины “с портретом” – титул, которым пользовалась до сих пор только одна Протасова. Императрица вместе с Нелидовой проявляли свою власть; они вмешивались во все дела и награды и поддерживали друг друга.

Этот союз вызвал бы удивление, если бы не заметили вскоре, что он основан на личном интересе. Императрица без Нелидовой совершенно не могла рассчитывать на доверие своего супруга, что последующие события и доказали вполне. Но без Императрицы и Нелидова, очень самолюбивая, не могла играть той роли при дворе, какую она играла там, и нуждалась в милостивом отношении Государыни для защиты своей репутации».