Array Илиодор - Мужик в царском доме. Записки о Григории Распутине (сборник)

В храме было объявлено, что 29-го, вечером, брат Григорий будет раздавать подарки.

Народу собралось около 15 000 человек.

Григорий, приступая к раздаче подарков, сказал речь. Он говорил: «Вот здеся батюшка Илиодор насадил виноградник, а я, как опытный садовник, приехал подрезать его, подчистить. Вот подарки получите: знайте, что подарки с назначением; кто что получит, тот то и в жизни испытает. Ну, подходите».

(Вообще Григорий любит выступать перед народом в качестве оратора. Любит дневники писать; одним словом, человек он с замашкой стоять с образованными людьми на одной ноге.)

Люди с жадностью хватали ничтожные гостинцы, с жадностью, потому что каждый, считая Григория прозорливым, желал по подарку угадать скорее свою судьбу. Кто получал платок, то тут же начинал плакать.

За сахар, хотя он и означал сладкую жизнь, мало кто хватался, как за слишком уже неценный подарок. Девушки-невесты почти сами хватали из рук Распутина кольца и неприятно конфузились, когда Григорий совал им в руки иконку, что значило: идти в монастырь… Как бы то ни было, подарки были розданы и по всему городу пошли о них разные толки… Бывали случаи, что если кто получил подарок нехорошего значения, то закапывал его в землю, а потом шел служить молебен, чтобы с ним не случилось того, что означала полученная от Григория вещь.

Раздачей подарков Распутин так остался доволен, что пообещал выхлопотать у царей 50 000 рублей на постройку около Царицына женского монастыря, но просил меня прежде этого совершить с народом к нему, в Покровское, паломничество.

30 декабря, ночью, я и 2000 народа провожали Григория в Петербург. Пред выходом из монастыря я сообщил народу, что Григорий Ефимович хочет строить женский монастырь, где будет старцем, и просит народ съездить к нему в гости. Люди закричали: «Спаси, Господи! Поедем, поедем с батюшкой! Непременно поедем!»

Из монастыря вышли с Рождественскою звездою. На вокзале пели гимны и славили Христа. Григорий с площадки вагона начал говорить речь о своем высоком положении; но речь была такая путаная, что даже я ничего не понял.

Распутин благословляет своих поклонниц

После него говорил речь некий Кузьма Косицын. Так как и его речь мало чем по достоинству отличалась от речи Григория, то я его остановил. Тогда Григорий сделал в мою сторону жест рукою, такой, какой обыкновенно делает генерал солдату, когда солдат что-либо невпопад скажет или сделает, а Косицыну гордо, покровительственно, в духе придворного этикета, промолвил: «Продолжайте, продолжайте, пожалуйста».

Я, конечно, смирился и не противоречил святому старцу.

Поезд увез Распутина.

Мы возвратились в монастырь.

В январе 1910 года Григория начали разоблачать.

Я стал защищать его.

В марте 1910 года я на исповеди монахини Ксении и царицынской купчихи узнал про Григория такие вещи, которые положили конец моим сомнениям о нем. Я понял, что он не кто иной, как диавол.

С этого дня душа моя оторвалась от Григория, и я начал помышлять о том, как бы только развязаться благополучно с этим «другом».

Приходилось встречаться с ним и после марта 1910 года, но эти встречи были в силу крайней необходимости и уже не носили на себе печати какой бы то ни было дружественности. Здесь я уже только и заботился о том, чтобы собрать как можно больше материала о «старческой деятельности» Распутина с целью на его основании отказаться от него.

Распутин же, не подозревая, что я душою и сердцем оторвался от него, считал меня своим искренним другом и время от времени присылал мне письма и телеграммы. Так, когда в апреле 1910 года мне пришлось обвинять в суде своих наглых клеветников из царицынской интеллигенции, то он прислал мне в утешение такую телеграмму: «Царицын Ерманаху Лиодору. Светильник во мраке светит. Его свету тьма мешает. Злой язык – грош, похвальба – копейка. Радость у престола здесь».

В конце апреля 1910 года я поехал в Петербург приобрести для монастырской библиотеки книги. Остановился на квартире у Г. П. Сазонова, бывшего когда-то редактором или издателем газеты «Россия», закрытой правительством за фельетон Амфитеатрова «Обмановы».

Позвонил по телефону в духовную академию к иеромонаху Вениамину. Просил его прийти ко мне и рассказать про «художества» Распутина. Он посоветовал мне обратиться за этим к кандидату богословия дьякону Владимирской церкви и его сестрам. Я обратился.

– Отец Илиодор! Зачем вы защищали Распутина? Ведь он такой развратник? – спросил, поздоровавшись со мной, С.

– Вот я и пришел теперь к вам взять материал против Распутина, чтобы после изобличить его: я его защищал, я его изобличу и погублю… Ведь я раньше, истинно говорю, не знал, что он бес, а не ангел…

– Так-то и мы думали сначала. Вот и отец Феофан ошибся и пострадал. Жаль, что нет Лены и моих сестер, а то бы оне рассказали, что делал с ними Григорий. Лена сейчас скрывается, боясь быть убитой друзьями Распутина за то, что она на исповеди рассказала Феофану, как Григорий с нею поступил.

Далее дьякон рассказал мне все то, что он знал про Распутина. Когда я пришел к Сазонову, здесь был и Распутин.

Оказалось, что он только что приехал из дворца.

Григорий и Сазонов начали уговаривать меня поехать с ними к Витте…

– Поедем, поедем, голубчик, – говорил Григорий, – Витте человек хороший. Я у него бывал несколько раз.

– Нет, я к нему не поеду: не люблю его, он умный, но лукавый.

Тут вступился Сазонов: «Да вы его не знаете! Это – прекрасной души человек. Хотите, я позвоню ему по телефону, и он сам приедет сюда повидаться с вами».

– Нет, нет, не надо. Да что он так со мною хочет познакомиться? На что я ему сдался? Не хочу я новых друзей, – я бросил загадочную фразу.

Сазонов обиделся: «И с таким великим человеком вы не желаете познакомиться! Какой вы упорный и недальновидный!»

На этом разговор наш и окончился.

В квартиру Сазонова начали собираться какие-то военные господа. Среди них был профессор Мигулин и несколько английских банкиров. Все они, особенно Мигулин и Сазонов, подобострастно относились к Григорию.

После немного я от Сазонова же узнал, что они образовали компанию для орошения закаспийских степей и для учреждения в России какого-то хлебного банка, а Григорий Ефимович взялся это дело провести при дворе и главным образом достать нужные для этих операций деньги.

В этот раз в квартире Сазонова Распутин получил письмо от А. Вырубовой; в письме Вырубова просила «старца» и меня приехать в 6 часов вечера в Мраморный дворец.

Поехали.

Дорогой Распутин рассказывал: «Хиония, вдова офицера, обиделась на меня за то, что я про ее отца сказал, что он будет в аду вместе с чертями угли в печи класть. Обиделась, написала про меня разной чуши целую тетрадь и передала царю. А царь вот вчера пригласил меня и спрашивает: «Григорий! Читать эту тетрадь али нет?» Я спрашиваю: «А тебе приятно читать в житиях святых, как клеветники издевались над праведниками?» – Он говорил: «Нет, тяжело». – «Ну, как хочешь, так и делай». Папа тогда взял тетрадь, отодрал крышки, ее самое разорвал на четыре части и бросил в камин. Вот и вся подлая затея Б.