Array Илиодор - Мужик в царском доме. Записки о Григории Распутине (сборник)

Григорий сел в сани, очень осерчал и говорит: «Перебиваешь мне дело делать. Нехорошо. Молод ты. Не знаешь ничего, ведь не подмажешь, брат, так и не поедешь».

– Прости, брат Григорий! – смущенно, в волнении взмолился я, искренно поверивши, что поцелуями «святой старец» делает великий «подвиг».

– Ну, ничего, – ласково успокаивал меня «старец». Целовал старец только молодых, но так как и старые – и гораздо усерднее молодых! – лезли освятиться поцелуями «старца», то он их бесцеремонно отталкивал.

В одном доме на Дар-Горе одна бедная старушка, поцеловавшись с Григорием только один раз, хотела поравняться с молодыми членами семьи и тянулась еще за «старческим» поцелуем, так Григорий так ее двинул, что она ударилась головой о печь, а «старец», выходя из дома того, проговорил: «И куда старые карги лезут, как будто не знают, что с молодыми гораздо приятнее целоваться…»

Мне, хотя и очень было жалко бедную старушку, подумалось: «Ну да ведь у старых и блудных страстей нет – правильно Григорий поступает».

Подумал искренно. Как хотите меня называйте, а в искренность мою, человека, бывшего в высшей степени мистически настроенным, верьте, читатель!

На почве поцелуев происходили и иного рода скандалы, повергавшие меня в крайнее смущение и искреннее горе.

Раз было такое дело.

Приехал я с Григорием на Святках 1909 года в дом царицынской купчихи – молодой вдовы, красивой г-жи Н. В это время здесь же в гостях была сестра хозяйки, тоже купчиха, молодая, красивая, видная.

Я принялся за свое дело, начал славить Христа, а Григорий в это время, прищуривая глаза и озираясь во все стороны, рассматривал миловидных дам и пять хорошеньких горничных. (Хозяйка содержала номера, где горничные прислуживали.)

Когда я окончил свое дело, произошло что-то невероятное. Григорий, поцеловавши три раза хозяйку, меня очень почитавшую, полез к сестре ее, меня мало знавшей… Б. в это время сидела уже в кресле. И, о горе! Как только Григорий поцеловал ее, она подняла свою большую, сильную руку и со всего размаха ударила «старца» по лицу. Григорий опешил, а дама, принявши воинственный вид, стояла против «подвижника», намереваясь еще раз треснуть его; девушки выглядывали из комнат, хихикали, «старец» побежал в переднюю, а меня, сгоравшего от стыда, выручила хозяйка, пригласившая закусить и выпить стакан чаю…

За столом все держали себя непринужденно, как будто бы ничего особенного только что и не случилось. Не было только «старца», который в это время ходил около дома по тротуару, дожидаясь меня. Когда я сел с ним в экипаж, он, глубоко вздохнувши, проговорил: «Вот стерва-то, как она меня шарахнула!» – Я молчал.

На почве поцелуев же произошло что-то крупное, неладное еще в семье А. В этой семье без отца были три барышни-учительницы. К средней из них, молоденькой и миловидной блондинке, ходил в это время студент-жених. И вот между ним и «блаженным старцем» из-за барышни произошло что-то очень неприятное. Раньше Григорий туда частенько бегал, а потом вдруг перестал. Я спрашивал у семьи объяснения этого факта, но мне не отвечали, а только конфузливо улыбались… Я догадывался, что, должно быть, «старец» напакостил.

Помимо поцелуев и последнего способа, «старец» лечил больных женщин еще особого рода прикосновениями и способом «изгнания бесов».

Посему я «жертвы» Григория разделяю в перечислении на четыре категории: жертвы поцелуев и бань, жертвы особого рода прикосновений, жертвы изгнания бесов и жертвы плотского совокупления.

Этих жертв бесчисленное множество. В одном Царицыне их можно насчитать сотни. А в монастырях женских, куда вообще старец Григорий любил заглядывать, их не перечтешь. Когда я с ним ехал в Сибирь, на его родину, он затаскивал меня в Екатеринбургский монастырь, в Пензенский, в Саратовский и Балашевский. Да вообще где бы ни бывал Григорий, он везде врачевал поцелуями.

Иногда лечил и баней. Это он делал в Покровском, Казани и, без сомнения, в других местах. В Покровской бане он, как известно уже читателю, сам мне объяснил, что делает это для снятия страстей с женщин. А сотруднику «Нового Времени» в 1912 году он давал пространное объяснение совсем в ином духе. На вопрос, зачем он ходит в баню с дамами? – Григорий разглагольствовал: «Вот они приедут ко мне в Покровское в золоте, в бриллиантах, в шелковых платьях с долгими хвостами, гордые, заносчивые, а я, вот, чтобы смирить их, и поведу их голых в баню. А оттуда-то они выходят совсем иными…»

П., девушка, в 1909–1910 гг. жила в Царицыне. На пятый день Рождества я приехал в их дом славить Христа. Со мной был и Григорий. Я вошел в зал и стал около икон. Григорий остановился в дверях, ведущих из зала через переднюю в спальню. Как только я запел соответствующие дням песнопения, «старец» ухватил Надю за руку, потом за другую и потащил в спальню. Она, испугавшись до последней степени, слабо сопротивлялась.

В спальне «старец» начал целовать ее и валить на койку, но в это время я уже окончил молитву и все домашние забеспокоились: «А где же Надя?»

Показался «старец» и начал, по обыкновению, целовать прочих членов семьи женского пола.

Надя стояла в углу передней и испуганно смотрела. На вопрос хозяйки: «Что с тобой?» – она ничего не отвечала. Я, заметив: «Должно быть, она немного прихворнула», – вместе со «старцем» вышел из дому.

З. В. – жена саратовского священника, матушка совсем молоденькая, застенчивая, красивенькая и в высшей степени благородная.

Об этом «подвиге» Гермоген рассказывал мне так: «Заметил я что-то неладное за Григорием и нарочно поместил его поближе к себе: в кабинет. В час ночи Григорий встал и подошел к моей койке узнать, сплю ли я или нет. Я притворился спящим. Григорий поспешно оделся и куда-то исчез. Оказалось, что он побежал в квартиру В. и наделал там беды…

Дальше Гермоген как будто не хотел рассказывать.

– А дальше что, владыка? Что же он там наделал?

Гермоген заговорил:

– Вот, пес проклятый! Отца Ивана не было дома, а матушка лежала в постели. Григорий вошел в спальню, подошел к кровати и говорит: «Ну, что, скушно?» – Потом начал поднимать одеяло и уже лез на кровать… Тогда 3. крикнула: «Куда, куда! Ах ты черт!» – И ударила его по лицу. Он отскочил и говорит: «Да и молодец ты! ты первая меня так ошарашила; ведь все бабы – дуры, с ними что хошь, то и делай, а ты не такая, проучила меня». – И ушел.

Об этом Гермоген рассказывал мне в мае месяце 1911 года, когда я, после представления государю, заезжал в Саратов.

Сам В. тогда же говорил мне: «Вот, батюшка, беда; лезет Григорий к моей жене. А жена говорит: убью этого черта; хоть все пусть его ангелом считают, а я говорю, что он – черт. Ничего я не боюсь. Пусть тебя Гермоген гонит с места, а его друг Григорий – черт, и больше никто. И глаза у него дьявольские, и весь противный, а дела-то его каковы!»