Борис Бурда - Великие романы великих людей

Марк Антоний

Победа в битве невозможна без хорошей разведки. Клеопатра заранее выясняет, что Антоний тщеславен, безвкусен, хамоват, падок на варварскую роскошь, обожает грубые шутки за гранью фола, легковерен, эмоционален и влюбчив – в общем, несколько сходного с ним по характеру Помпея великий историк Моммзен назвал драгунским вахмистром (наверное, потому, что не знал, что такое советский прапорщик). С учетом этого она и готовит свое первое появление перед ним – на галере с вызолоченной кормой, посеребренными веслами и пурпурными парусами, в наряде Афродиты (это не полное отсутствие одежды, в храмах были и одетые статуи богини любви), рядом стояли с опахалами мальчики, переодетые эросами, а управляли кораблем ее служанки в одеяниях нимф. В общем, если она чем-то и рисковала, то разве тем, что на Антония от удивления нападет безостановочная икота и ее казнят за наведение порчи на триумвира, но поскольку этого не произошло, успех был полным и окончательным. Антоний был сражен наповал, все слова Клеопатры принимал за чистую монету – в том числе и о том, что ее наместник помогал республиканцам без ее ведома, а она сама послала свои корабли на помощь Антонию, но из-за противных ветров они не сумели добраться вовремя. В общем, отношения Антония и Клеопатры изменились практически мгновенно: до переговоров – строгий властитель и подозрительная подданная, после – друзья, союзники и любовники (думаю, что с последним Антоний и до конца переговоров ждать не стал). В качестве первого мелкого одолжения Антоний велел быстренько прирезать сестру Клеопатры Арсиною, когда-то пытавшуюся оттягать у нее власть. Клеопатра была в восторге – ее церемониальное имя Филопатор означают только «любящая отца», о братьях и сестрах там ни слова.

Клеопатра

Парочка, не разжимая объятий, отправляется в Александрию и начинает гудеть и зажигать с такой интенсивностью, что даже сами не лишенные вкуса к простым развлечениям александрийцы с удивлением почесывают затылки. Чтоб доставить Антонию побольше удовольствия, Клеопатра пила как лошадь, вовсю материлась, распевала похабные песни, скандалила с Антонием по пустякам и даже била его, будучи уверенной, что в полную силу он ей не ответит – он ведь мог убить ее щелчком и раз не убил даже в пьяном виде, значит, очень этого не хотел. Для пущего веселья они переодевались простолюдинами и шлялись по сомнительным кварталам Александрии, затевали скандалы и потасовки, причем дрались всерьез, так, что Антония несколько раз избили до потери сознания, да и Клеопатре под горячую руку неоднократно чувствительно настучали, но не искалечили и не убили ни его, ни ее – к счастью или нет, не мне судить. Некоторые их выходки вообще вписываются в стилистику самых дурацких современных телепрограмм – скажем, история с крайне удачливым ужением рыбы, когда Антонию, закидывающему удочку на глазах у Клеопатры, специально обученные ныряльщики насаживали на крючок одну рыбку другой лучше. Клеопатра разгадала фокус, и уже ее ныряльщик насадил Антонию на крючок вяленую рыбу, выставив его на посмешище. Чуть лучше знаменитая история с тем, как Клеопатра поспорила с Антонием, что съест за ужином продуктов на десять миллионов сестерциев, а когда настало время доказать это, вынула из уха серьгу с редчайшей жемчужиной, растворила ее в вине и выпила. Преимущество этой истории в том, что она заведомо нереальна – жемчужина растворится разве что в крепком уксусе, который пить невозможно, да и то за несколько часов. Кому не жалко, можете проверить – выращенный жемчуг стоит не дорого, а химически он такой же, как и жемчужина Клеопатры. Но их любовь все эти выходки только укрепляли, да еще и обходились вроде бы без человеческих жертв, что было радостно, хотя и удивительно.

Такая идиллия не могла слишком долго продолжаться. Ухудшились дела в Парфии, в Иудее, в самой Италии начались столкновения между сторонниками Октавиана и Фульвии, супруги Антония, – Плутарх считает, что их спровоцировала сама Фульвия, чтоб заставить мужа вернуться из Египта. Три года Антоний политиканствует и воюет как может. Кстати, Фульвия вскоре умерла, и он немедленно женился на Октавии, сестре Октавиана. Не заставили себя ждать и дети Антония – но не от законной жены Октавии, а от Клеопатры, причем сразу двое, близнецы, мальчик и девочка, с громкими именами Александр Гелиос и Клеопатра Селена – то есть Александр Солнце и Клеопатра Луна, не больше и не меньше. Антоний, конечно же, нашел в итоге возможность увидеться с детьми, вернуться к Клеопатре от Октавии – похоже, к Октавии он тоже привязан, но Клеопатру бросить уже не может. Договор с Октавианом пока что продлевается, но при таком отношении к его сестре, хоть и сводной, ясно, что это не закончится добром. Он терпит жестокое поражение в Парфии, причем роль Клеопатры в этой войне велика – она активно подталкивает на нее Антония, рассчитывая на территориальные приобретения для Египта. После поражения он возвращается в Александрию, и вскоре у Клеопатры рождается третий ребенок от него – Птолемей Филадельф.

Участвовать в римской политике Антонию все трудней – когда Октавия собрала для его армии достаточно много военного снаряжения, Антоний собирается ехать к ней, но Клеопатра плачет, отказывается есть и делает вид, что готова к самоубийству. Так что у Октавии Антоний не задержался. Он вернулся к Клеопатре и уже не расставался с ней никогда. Более того, он пошел на то, на что до конца не соглашался Цезарь: развелся с Октавией, официально женился на Клеопатре, признал Цезариона царем Египта, подарил большие территории собственным детям. Все это воспринималось как грабеж завоеванного Римом имущества в личных целях. Чтоб разоблачить Антония, Октавиан поступает с ним так, как с Цезарем поступить не посмели, – извлекает из храма Весты его завещание и широко распространяет списки с него, чтобы все видели и знали. Особую ярость римлян вызывает требование Антония, даже если он умрет в Риме, непременно похоронить его в Египте, у Клеопатры – скажем так, этот пункт многие римляне готовы выполнить немедленно. Октавиан добился своего – при полной поддержке римлян он объявляет Клеопатре войну, даже не тратясь на отдельное объявление войны Антонию. Так он показывает, что римлянином его уже не считает. Скажем прямо – он взялся за дело жестко и решительно. Может быть, не Антония надо было привораживать? Но как угадать такое?