Геза Вермеш - Христианство. Как все начиналось

( Ин 10:34–36 )

Следует подчеркнуть, что всюду в Четвертом Евангелии Сын стоит ниже Отца. Отец всегда выше Сына. Именно Отец посылает Сына, а не Сын – Отца. Сын подражает Отцу, а не наоборот. Весть, которую возвещает Сын, берет начало у Отца (Ин 5:19; 7:16). И есть как минимум один отрывок, в котором недвусмысленно обозначен подчиненный статус Сына. Иисус говорит: «Отец Мой более Меня» (Ин 14:28). Это заявление совершенно несовместимо с идеей соравенства. Трансцендентный вихрь возносил Иоанна на седьмые небеса, но время от времени базовый иудейский монотеизм давал о себе знать.

Как бы то ни было, последнее (а в плане литературной композиции – первое) слово в мистической концепции Иоанна, согласно которой Сын от вечности пребывал на небесах, было сказано в Прологе Четвертого Евангелия (Ин 1:1–18). Этот Пролог – настоящая богословская жемчужина.

Иисус – Агнец Божий

Иоаннов Сын Божий не только открывает Отца и ведет верующих к обожению, но и спасает и искупает их, принося себя в жертву. Неслучайно Иоанн называет Иисуса «Агнцем Божиим», – метафора, которой нет у синоптиков, но которая имеет косвенную параллель у Павла (1 Кор 5:7: Христос как пасхальный агнец). В Четвертом Евангелии об Иисусе как «Агнце ( amnos ) Божьем» публично говорит Иоанн Креститель, тем самым намекая на идею искупления: Иисус есть «Агнец Божий, который уносит грех мира» (Ин 1:29, 36). С дюжину раз Христос именуется «Агнцем» ( arneion – другое греческое слово) в Апокалипсисе, но никогда не «Агнцем Божьим» ( amnos Theou ).

Этот образ напоминает о храмовых жертвоприношениях за грехи Израиля, особенно о заклании пасхальных агнцев в канун пасхи (14 нисана) от лица каждой иудейской семьи (не только жителей Иудеи, но и паломников, явившихся на великий весенний праздник в Иерусалим). Согласно Иоанновой хронологии Страстей, в которой Иисуса приговаривают и казнят накануне Пасхи, смерть распятого Иисуса в три часа дня совпадала со временем заклания пасхальных агнцев в храмовом дворе. Предполагается, что тем самым исполнилось пророчество Крестителя (Ин 1:29): «Вот Агнец Божий, Который уносит грех мира». Искупление, на которое предуказывали жертвоприношения агнцев (особенно пасхальных), осмыслено как свершившееся через исторический факт смерти Иисуса на Голгофе. Сходную аллегорию мы находим в арамейском таргуме на Исх 1:15. Фараону снится: на одной чаше весов – Моисей, первый избавитель евреев, олицетворяемый агнцем, а на другой – все египтяне; чаша с Моисеем перевешивает, что означает его грядущее торжество над египтянами и избавление им своего народа из рабства. Еще один «Агнец Божий» – Исаак в Быт 22.

Как мы уже видели в главе 4, иудейские толкователи полагали, что Исаак, агнец Авраамов, сознательно согласился стать жертвой, которую патриарх должен был принести на горе Мория. Согласно древнейшей иудейской традиции на сей счет (Книга Юбилеев 17:15), квазизаклание Исаака случилось 15 нисана, то есть в дату, в которую впоследствии праздновалась Пасха. Иоаннов образ «Агнца Божьего» хорошо вмещает и передает богатую христианскую богословскую концепцию всеобщего искупления, достигаемого жертвенной смертью Иисуса.

Экскурс о Святом Духе

Прежде чем говорить об Иоанновом Прологе, кратко скажем о роли Святого Духа в Четвертом Евангелии. В целом, ни в Еврейской Библии, ни в Новом Завете Святой Дух не есть личность. Святым Духом (или Духом святости) называется сила, которой Бог совершает свои дела в мире от начала творения, когда Дух парил, подобно птице, над первозданными водами (Быт 1:2). В Ветхом Завете Дух святости очищает от нечистоты и вдохновляет пророков. В синоптических евангелиях Иоанн Креститель объявляет, что Иисус будет совершать очистительное крещение Святым Духом и Огнем – или же только Святым Духом (Мф 3:11; Мк 1:8; Лк 3:16). В Деяниях апостолов Святой Дух нисходит на учеников Иисуса.

Напротив, в Четвертом Евангелии персонифицированный Дух есть преемник Христа и продолжатель его дела. Он назван греческим словом «Параклет», что значит «Заступник» или «Утешитель» («другой утешитель – Ин 14:16, также 14:26). Его приход стал возможен благодаря первому Утешителю, Иисусу (1 Ин 2:1). Он постоянно пребывает с Иоанновой общиной, напоминает ее членам о словах Иисуса и сообщает им всякую истину: «Утешитель же, Дух Святой, которого пошлет Отец во имя мое, научит вас всему и напомнит вам все, что я говорил вам» (Ин 14:26).

Дух Святой обитает в верующих так же, как обитают в них Отец и Сын (Ин 14:17). Он исходит от Отца, как и Сын исходит от Отца (Ин 15:26). Он передает верующим учения, которые Сын получил от Отца и доверил Духу, не сообщая их ученикам напрямую (Ин 16:13–15). Иоанново богословие Святого Духа содержит и предвещает идею, что Иисус в течение своей земной жизни рассказал не все, и ученики поняли не все и не сразу. Здесь берет исток концепция доктринального развития, к которой всегда с подозрением относилась авторитарная церковь, не любящая перемены.

Иоаннов Пролог, состоящий из 253 тщательно подобранных слов, говорит о новом творении. Подобно Быт 1:1, он начинается с фразы «в начале», а далее излагает суть христологии Четвертого Евангелия. О взаимоотношении между Прологом и остальным Евангелием в науке есть разные мнения. Известный британский исследователь Нового Завета Ч.К.Барретт

и ряд других ученых считают, что Пролог написан самим евангелистом, – Пролог резюмирует дальнейшую историю Иисуса, а дальнейший рассказ раскрывает смысл пролога.2 Другие видят здесь мистический гимн, составленный независимо от Евангелия. У этой версии опять же есть разные варианты. По мнению одних, автор принадлежал к эллинистической иудейской среде,3 по мнению других – к палестинскому иудеохристианству,4 по мнению третьих – к сирийскому языкохристианству.5

Детальный анализ Пролога наводит на мысль, что он был составлен не до основного повествования Иоанна, а после него. Это чем-то похоже на ситуацию с рассказами Матфея и Луки о детстве Иисуса. В обоих случаях вводные части отражают знакомство с дальнейшим текстом, но сам дальнейший текст не содержит идей, характерных для вводных частей. Как тема девственного зачатия игнорируется в остальном повествовании Матфея и Луки,6 так глубоко эллинистическая философская идея Слова (Логоса), задающая тон в Прологе (где использована четырежды в стихах 1–2 и 14), отсутствует в последующих главах Четвертого Евангелия. Чем это можно объяснить? Скорее всего, Пролог относится к концу формирования Евангелия, хотя и помещен в первую главу. Он состыкован с основным текстом путем аллюзий на историческую фигуру Иоанна Крестителя, который свидетельствовал о Слове (Ин 1:6–8, 15). Еще один хронологический индикатор – упоминание о более раннем иудейском законодателе Моисее (Ин 1:17). Гимн присоединили к основному тексту в качестве своего рода вводного резюме о странствиях вечного Сына Божьего и его взаимоотношениях с Богом Отцом и учениками.