Борис Акунин - Между Азией и Европой. История Российского государства. От Ивана III до Бориса Годунова

Популярность московской власти после этой удачной «пропагандистской акции» невероятно возросла, но существеннее было другое: с этого момента новгородцы, желающие справедливости, стали сами ездить в Москву за судом – ждать, когда государь снова соизволит посетить северо-западные земли, они не хотели. Фактически вышло, что теперь появился суд инстанции более высокой, чем свой собственный. Еще важнее была перемена, произошедшая в общественном мнении, которое прониклось убеждением, что «правда в Москве».

Весной 1477 года произошло одно маленькое событие, повлекшее за собой грандиозные последствия.

Среди многочисленных новгородских челобитчиков, приезжавших в Москву, оказались два вечевых чиновника средней руки: подвойский Назар и дьяк Захар. Вече их к Ивану Васильевичу не посылало – вероятно, они отправились с каким-то частным прошением. И вот, обращаясь к великому князю, эти двое назвали его не «господином», а «государем». Между двумя этими формулами существовала принципиальная разница. Доселе во всех документах республика и монарх были юридически равноправными сторонами: «господин великий князь» и «господин Великий Новгород». «Государем» Ивана называли только те, кто признавал себя его «холопами», то есть находился в безоговорочном подчинении.

Москва немедленно сделала вид, что считает чиновников официальными послами от веча и запросила у Новгорода разъяснений: верно ли великий князь понял, что, называя его «государем», республика соглашается переменить свой статус?

Из Новгорода, разумеется, ответили, что ничего подобного они и в голове не держат. Тут у Ивана Васильевича, который умел делаться обидчивым и ранимым, когда ему было выгодно, появился отличный повод оскорбиться. Он собрал войско и выступил в поход.

Историки так и не решили, как интерпретировать историю с ошибочным титулованием. Возможно, чиновники просто переусердствовали в льстивости, но вероятнее, что они принадлежали к «московской партии» и это была сознательная провокация, к тому же, не исключено, заранее согласованная с великокняжеским двором.

Дойдя до Новгорода, Иван осадил его и потребовал, чтобы республика стала такой же частью государства, как другие области: без посадников, без веча, без особенных привилегий.

После Шелонского разгрома воевать новгородцы уже не смели; многие горожане были не против того, чтобы начать жить «по-московски»; наконец, к покорности призывал и владыка Феофил.

После долгих споров, продолжавшихся шесть дней, новгородцы приняли все требования и принесли Ивану III присягу как своему государю.

Вече было упразднено, знаменитый колокол увезли в Москву в качестве трофея. В январе 1478 года Новгородская республика прекратила свое существование.

И опять обошлось без репрессий. Иван лишь выслал из города заклятых врагов Москвы – бояр Борецких во главе со знаменитой Марфой (сведения о дальнейшей судьбе которой противоречивы: то ли ее умертвили по дороге, то ли заточили в монастырь и она дожила там до глубокой старости).

Отправка Марфы Посадницы и вечевого колокола в Москву. А. Кившенко

Но и это еще был не конец. Любые присяги мало что значили, у Новгорода сохранялась главная его сила – богатство, а в городе оставались пусть притихшие, но несомненно дожидавшиеся реванша враги Москвы.

В конце 1479 года положение Ивана сделалось опасным: назревала война с ордынским ханом, а родные братья государя, Андрей Большой и Борис Волоцкий, затевали мятеж. В это время до великого князя дошло известие, что в Новгороде возник заговор – «литовская» партия ведет тайные переговоры с Казимиром. (Неизвестно, так ли это было на самом деле, либо же Иван со своей всегдашней предусмотрительностью решил нанести превентивный удар, чтобы в ожидании большой войны обезопасить тыл.)

Так или иначе великий князь действовал быстро и решительно. С небольшой дружиной (всего 1000 воинов) он направился якобы к Пскову, в то время воевавшему с Орденом, – сам же повернул к Новгороду. Главные силы под предводительством Ивана Молодого, с артиллерией и обозами, шли сзади.

Перед лицом столь явной угрозы в Новгороде возобладали сторонники прежних вольностей. Они восстановили вече, выбрали себе посадника. Однако напасть на маленькое войско великого князя, своего законного монарха, не осмелились. Время было упущено, а вскоре подошла вся московская рать. Пушкари начали обстреливать город. Надеяться было не на что.

Новгородцы запросили мира – и вновь, как прежде, Иван потребовал немногого: лишь выдать ему зачинщиков и главарей. Прочих жителей он обещал не карать. Памятуя о прежней мягкости государя, горожане открыли ворота.

Однако теперь Иван Васильевич был намерен окончательно решить новгородскую проблему.

Сначала действительно арестовали всего пятьдесят человек. Но под пыткой они дали показания на многих других, в том числе на владыку Феофила. Того схватили и увезли в Москву, а огромную казну архиепископии конфисковали. Трудно поверить, что владыка, давний сторонник Москвы, участвовал в каком-то пролитовском заговоре. Вероятнее, что Иван хотел подорвать силу новгородской церкви, ее политическую и экономическую мощь; владыка пал жертвой государственной целесообразности.

Репрессиям подвергся весь высший слой новгородского общества и значительная часть среднего сословия. Сотня бояр, цвет аристократии, были преданы казни. Еще столько же именитых семей насильно увезли в дальние русские земли. Население бывшего вольного города осталось без вождей и без духовного пастыря – вместо него прислали прямого московского назначенца.

Высылка коренных новгородцев продолжалась еще несколько лет. В общей сложности в старомосковские земли было переселено более семи тысяч семей – весьма значительная часть населения города. Вместо них в Новгороде разместили пришлых, «низовских».

Репрессии коснулись и членов «московской» партии – Иван Васильевич решил полностью заменить новгородскую элиту. У землевладельцев отбирали родовые земли и взамен давали на новом месте другие, обычно меньшие и худшие.

Ради того чтобы подорвать силу Новгорода, обычно рачительный Иван III пошел на серьезные убытки: изгнал из города немецких купцов, нанеся большой ущерб торговле. Ослабление потенциального соперника Москвы было важнее.

Это ревнивое, подозрительное отношение к городу, где некогда зародилась русская государственность, сохранилось и у преемников Ивана III. В конце концов, почти век спустя, Иван Грозный, которому была ненавистна память о республиканских вольностях, предал бывший центр торговли такому разорению и надругательству, после которого Новгород надолго превратился в захолустье.