Борис Акунин - Между Азией и Европой. История Российского государства. От Ивана III до Бориса Годунова

Целый день Девлет-Гирей готовился к новому штурму, который состоялся 2 августа. Понимая, что в конном строю укрепление не взять, татары слезли с коней и бились пешими. Сеча была жестокой и длилась много часов. Оборону в «гуляй-городе» держал Хворостинин, а Воротынский вывел часть войска оврагами и нанес удар в тыл крымцам, что и решило исход боя. В сече погибли двое сыновей Девлет-Гирея, ногайский хан и множество мурз. Ночью Девлет ушел с остатками армии. Русские преследовали врага. Отступление превратилось в бегство, бегство – в избиение, так что в Крым вернулась только малая часть татарского войска.

Дальнейшая судьба победителя при Молодях князя Воротынского была трагична. Царю не могло понравиться, что вся слава досталась «земцу». Курбский рассказывает, что менее чем через год князя схватили по обвинению в колдовском умысле на государя и что Иван собственноручно драл обвиняемому бороду и жег его угольями. От этих пыток Михаил Воротынский скончался.

В 1572 году судьба Руси висела на волоске. Истощение сил нации привело к тому, что разбойничье ханство, мелкий вассал Турецкой империи, собралось не просто обложить Русь данью, а завоевать ее. Несмотря на то что нападение не было неожиданным, огромное государство даже не сумело обеспечить себе численного преимущества в сражении. Благодаря стойкости русских воинов удалось отбиться, но сама ситуация свидетельствовала о том, что за годы Опричнины страна очень ослабела.

В последующие годы Девлет-Гирей уже не пытался покорить Русь, очевидно, поняв, что эта задача ему не по зубам, но грабительские набеги не прекращались. Чем хуже у Москвы шли дела в Ливонской войне, тем наглее вели себя степные хищники. Особенно разорительными были нападения 1580 и 1581 годов, когда обстановка на западе стала совсем скверной.

Вагенбург – европейский аналог русского «гуляй-города»

Легко справившись со слабым Орденом, Русь оказалась в состоянии конфликта с другими претендентами на ливонское наследство: Польшей и Швецией. Ивану IV эти противники не казались опасными, поскольку оба королевства пребывали в незавидном состоянии. К тому же со Швецией, которая в это время втянулась в затяжную войну с Данией, можно было и подождать.

Иван решил начать с Польши, к ней у Москвы имелся старинный счет. Царь по-прежнему являлся «государем всея Руси» лишь по названию, поскольку значительная часть бывших русских земель все еще принадлежала Великому княжеству Литовскому. Очень возможно, что уверенный в своей силе Иван был даже рад предлогу начать с соседом-врагом войну, надеясь на скорую победу.

Взятие Полоцка (1563) подтвердило радужные ожидания; казалось, мечты о воссоединении Руси в древних «киевских» пределах скоро осуществятся. Но в начале следующего 1564 года ход войны переменился.

После неудачных переговоров с королевскими послами, от которых царь требовал невозможного (например, отдать Киев), московская армия в январе возобновила наступление, двигаясь на Литву двумя колоннами – от Полоцка и от Смоленска.

Литовский гетман Николай Радзивилл был вынужден действовать быстро, чтобы не дать противнику соединиться. 26 января он атаковал полоцкий корпус князя Петра Шуйского у местечка Чашники на реке Ула. Судя по цифрам литовских потерь, которые приведены в сохранившемся письме Радзивилла (всего двадцать убитых), настоящего сражения даже не произошло – русские были застигнуты врасплох на марше, их погубили беспечность и недооценка противника. Разгром был ошеломляющим. Князь Шуйский и еще несколько воевод погибли при отступлении, другие военачальники угодили в плен.

Второй русской рати, шедшей из Смоленска, пришлось поспешно отступить. Кампания была проиграна, едва начавшись.

Опять начались переговоры. Даже еще и теперь было не поздно заключить мир на выгодных условиях: король соглашался зафиксировать фактическое положение дел, при котором и порт Нарва, и Дерпт, и большой кусок Ливонии остались бы у Москвы.

Но Ивану хотелось воевать дальше. Предвидя, что это может вызвать в стране недовольство, он «укрепил дисциплину», установив с 1565 года опричную диктатуру, а для имитации всенародной поддержки созвал в 1566 году земский собор – как при «Избранной раде», да только времена теперь были совсем иные, страшные. Когда царь спросил у народных представителей, воевать ему дальше или нет, те, конечно, дали ответ, который от них требовался: «Стоять крепко».

Однако воевать обеим сторонам было нечем и не на что. Еще несколько лет попеременно велись то переговоры, то вялые боевые действия, и в конце концов в 1570 году Русь и польско-литовское государство заключили трехлетнее перемирие, оставшись каждый при своем.

Иван пошел на временное замирение с Польшей, потому что стал готовиться к войне со Швецией, должно быть, показавшейся ему более легким противником.

Во времена короля Густава, добившегося независимости от Дании, шведское королевство стало играть важную роль в Балтийском регионе, однако Эрик XIV (1560–1568), во многом похожий на Ивана IV, привел свою страну к упадку.

Это был человек незаурядный и яркий, подававший большие надежды, но психически неуравновешенный, и с годами его состояние становилось все более болезненным. Если безумства Ивана всегда преследовали какую-то, пускай ошибочную, но изначально практическую цель, то Эрик при обострениях недуга вел себя совершенно неадекватно. В 1567 году, во время очередного приступа, он убежал в леса и скитался там в одиночестве, а когда один из приближенных нашел беглеца, король его убил. При этом Эрик правил железной рукой, расправляясь с оппозиционерами почти так же безжалостно, как его русский современник. Родного брата Юхана, герцога финляндского, король заточил в тюрьму и собирался предать смерти, однако, опять впав в помрачение рассудка, вообразил себя Юханом и дал приказ об освобождении узника. Это короля и погубило. Уставшая от Эриковых выходок знать в 1569 году взбунтовалась и посадила на престол Юхана.

Трудно сказать, какие соображения сыграли бóльшую роль в рискованном решении Грозного затеять войну с новым противником, не победив старого, – политические или личные. С одной стороны, царь видел, что Швеция ослаблена; с другой – был возмущен свержением законного монарха, с которым произошло то самое, чего Иван всегда боялся. Кроме того, у него имелась и частная причина ненавидеть нового короля. Десятью годами ранее Юхан женился на польской принцессе Екатерине Ягеллон, к которой тогда сватался овдовевший Иван. Я уже рассказывал, что он никак не желал смириться с этой обидой и продолжал упорно добиваться руки уже замужней женщины, под конец потребовав ее даже у самого Юхана, которому царь писал оскорбительные письма. Это вряд ли улучшило русско-шведские отношения.