Евгений Джугашвили - Мой дед Иосиф Сталин. «Он – святой!»

«Политика Саакадзе, – писал И.В. Сталин тов. Большакову в 1940 году, – была прогрессивной с точки зрения будущей перспективы… Грузия времен Саакадзе еще не успела созреть до такой политики, т. е. для ее объединения в одно государство путем утверждения царского абсолютизма и ликвидации власти князей. Причина ясна: князья и феодалы оказались более сильными, царь и дворянство более слабыми, чем предполагал Саакадзе. Саакадзе чувствовал эту внутреннюю слабость Грузии и вознамерился перекрыть ее привлечением к делу внешней (иностранной) силы. Но сила внешнего фактора не могла компенсировать внутреннюю слабость страны. В обстановке этих неразрешимых противоречий политика Саакадзе должна была потерпеть – и действительно потерпела поражение». Саакадзе объединить Грузию не удалось. Сам он впоследствии погиб вместе со своим старшим сыном.

За неудачный поход и «предательство» Саакадзе шах Аббас прислал ему в подарок голову его сына. Голова Пааты похоронена в церкви г. Каспи, где когда-то находилась резиденция царя Саакадзе.

История Георгия Саакадзе была поднята в годы войны. Дело в том, что в 1941–1942 гг. немцы на фронтах разбрасывали листовки, в которых говорилось, что сын Сталина Яков Джугашвили сдался им в плен и призывали солдат Красной Армии следовать его примеру. Видимо не случайно в 1943 году студия «Грузия-Фильм» выпустила в прокат кинокартину «Георгий Саакадзе» по книге писателя А. Антоновской «Великий Моурави». По всей вероятности авторы фильма и, наверное, сам Сталин видели аналогию в судьбах Пааты и Якова: Паата был заложником у персов, а Яков у немцев.

Однако в последнее время появились серьезные доказательства того, что Яков погиб в бою и в плену он не был. Аистория его пленения есть не что иное, как фашистская фальшивка, направленная на подрыв морального духа Красной Армии и Советского народа. В белорусском поселке Копти, где вел бой Я. Джугашвили, фронтовики поставили памятник. На памятнике надпись: «Здесь в июле 1941 года защищал Витебскую землю от немцев командир артиллерийской батареи ст. лейтенант Джугашвили Яков Иосифович – сын И.В. Сталина (смотри раздел «Сын Сталина»).

Обратили внимание наших спутников на деревья, стоявшие вдоль дороги, большая их часть – ореховые. Они были посажены в 30-х годах при первом секретаре ЦК ВКП(б) Грузии Л. Берии. Лаврентий Павлович был соратником И.Сталина, его преемником. Невозможно охватить, а тем более рассказать в дороге о заслугах Л. Берии. Сталин поручал ему самые важные участки – Министерство внутренних дел (МВД), Министерство государственной безопасности (МГБ). Во время войны отвечал за танковую промышленность, создал военную контрразведку Красной Армии СМЕРШ (смерть немецким шпионам). С 1943 г. Берия становится Председателем Спецкомитета при Совете министров по созданию атомной бомбы. После взрыва двух атомных бомб в Японии, США стали угрожать Советскому Союзу.

Ум, знания и блестящие организаторские способности Л. Берии позволили группе ученых-ядерщиков уже в 1949 году взорвать ядерное устройство. Атомная монополия США была ликвидирована. Благодаря этому мы до сих пор живем с бывшими «союзниками» в мире.

Подъезжая к городу Гори мы с Яшей посоветовали нашим спутникам вначале осмотреть музей Сталина, построенный по инициативе Л.П. Берии, а после отправиться на центральную площадь города к памятнику товарищу Сталину. Мои друзья во главе с Отари Джигладзе (Котана) пригласили гостей в загородный ресторан. Тамадой избрали Отари. Когда тамада, обращаясь к гостям, поднял тост за их жен, детей и внуков, ожидавших их возвращения домой, то оба наши спутника чуть не прослезились. Получили они несколько бутылок разных грузинских вин из коллекции тамады. Для моей поездки в Нидерланды Отари подготовил коробку с шестью бутылками Хванчкары. «При встрече внуков Рузвельта и Черчилля, – как всегда негромко сказал он, – передай, Евгений, им наш подарок, скажи от внука Сталина!».

Лететь решили втроем: я, как основной член делегации, Яша – переводчик и фотокорреспондент, его жена Нина Ломкаци для психологической поддержки. Телевидение сопровождало нас повсюду, начиная с аэропорта в Тбилиси. Вылетали глубокой ночью, и перекусить перед дорогой как-то не получилось. В самолете всем сесть рядом не удалось: мы с Ниной в одном ряду, Яша – в другом. С нетерпением я ждал ужина. Наконец появились бортпроводницы. Только я приготовился поесть, но ужин оказался в виде бутерброда. Так голодный я летел четыре часа до Амстердама.

Аэропорт представлял собой впечатляющее сооружение и походил на растревоженный термитник. Пока мы ориентировались, куда пойти на свой рейс до Маастрихта, вдруг Яша-переводчик замер. Он вслушивался, что говорил диктор аэропорта. А диктор, еле-еле выговаривая наши имена: «Джугашвили Евгений, Джугашвили Яков, Нина Ломкаци» требовал немедленно проследовать к выходу на посадку.

Движущиеся дорожки просто спасали нас. В Маастрихте в аэропорту нас встречал Президент кампании «Ассамблеи» господин Лео Ван Дер Кант. Только устроились в гостинице «Grown plaza», как нам сообщили, что поездом приехал У. Черчилль из Лондона и К. Рузвельт из Франции. Первый их вопрос был: «Приехал ли Сталин?» В тот же вечер состоялся официальный ужин тех, кто непосредственно будет участвовать во встрече. Среди приглашенных были: профессор Де Небург – руководитель Высшей Школы Управления; профессор, доктор наук Кейс Хамелик, который будет вести конференцию и Тим Себастиан, который должен беседовать с нами. За длинным столом собралось человек двадцать. Подали закуску в больших тарелках, накрытых колпаками. Когда я убрал колпак, на тарелке лежала маленькая печень утки и к ней гарнир в виде одной половинки чернослива. Ни селедки с картошкой, ни квашеной капусты, ни грибов, ни даже черного хлеба – ничего не было. «Опять останусь голодным, – подумал я». Но это был только деликатес. Потом подали достаточно закуски, но опять в громадных тарелках, а в каждой тарелке весьма скромные порции.

Никакого руководства за столом не было. Каждый сам наливал что хотел: вино, коньяк, водку или лимонад, тихо выпивал и закусывал, иногда переговариваясь с соседом. Стол практически разбился на небольшие компании и слышны были негромкие разговоры. Первой из нашей тройки взорвалась Нина: «Что мы на панихиде что ли, – зашептала она. – Давай, Яковлевич, скажи что-нибудь». Яша встал и на английском языке, обращаясь ко всем, сказал, что его отец что-то хочет сказать, вернее он хочет предложить Вам тост. Все одобрительно загудели.

Когда рассаживались за стол, Рузвельт со своими почитателями оказался на противоположной стороне стола далеко слева. Черчилль тоже со своей компанией, но оказался прямо напротив нас. Наша тройка, в отличие от Рузвельта и Черчилля, была, если так можно сказать, одинока, без почитателей. Но мы не смущались. Здесь я не буду вспоминать, что именно я говорил в тостах. Ограничусь только тем, в честь кого были сказаны. Итак, Яша предоставил мне слово. Я встал и предложил выпить за Франклина Рузвельта. Все встали и молча выпили. Вновь наступила тишина с негромкими разговорами. Проходит время, обстановка не меняется, я лично ждал тост из уст К. Рузвельта за Сталина. Но он был занят разговорами с соседями. Следующий тост я произнес за Уинстона Черчилля-старшего. Опять все встали и молча выпили. И вновь картина повторилась. Теперь я стал ждать тост за Сталина уже от У. Черчилля-младшего. Он сидел напротив, и я по его глазам догадался, что он непременно выступит. Он не был занят разговором, он смотрел на нас. Смотрю, У. Черчилль берет рюмку и встает. Яша мне говорит, что он поднимает тост за коалицию государств (т. е. США, Англию и СССР). Я перебиваю его: «Я ожидал, что Вы поднимете персональный тост за Сталина». Яша перевел мою реплику. Черчилль заулыбался и предложил тост за Сталина. Наша тройка была удовлетворена, но «осадок» остался.