Светлана Бестужева - Екатерина Великая

Необходимая операция была сделана, что круто изменило жизнь, но не взаимоотношения супругов. У Екатерины одна за другой завершились выкидышами две беременности, но с третьей попытки Елизавета получила долгожданного внука – Павла. Любопытно, что о первых двух беременностях почти ничего не пишут и не писали, зато вокруг третьей, закончившейся благополучным рождением ребенка, сразу же сложилась масса легенд и сплетен.

Отцом будущего великого князя называли Сергея Салтыкова, но некоторые подозревали другого придворного – Льва Нарышкина, а откровенные недоброжелатели вообще советовали поискать виновника торжества в гвардейских казармах. Наконец, очень популярной была и осталась версия о том, что Екатерина родила мертвого младенца и ей тайно привезли новорожденного из ближайшей чухонской деревни. Иначе откуда такой профиль у дитяти? А от двоюродной бабушки, императрицы Елизаветы, которая всю жизнь позировала живописцам только анфас, поскольку в профиль напоминала самую заурядную простолюдинку. Сама же она унаследовала свой профиль от матери, императрицы Екатерины Первой, женщины, как известно, весьма невысокого происхождения. Но это слишком простое и потому неинтересное объяснение. Куда увлекательнее другие версии.

Правда, к этому времени и сам великий князь «обрел брачные кондиции» и приступил к выполнению супружеских обязанностей. На сей счет имеется документальное свидетельство французского дипломата де Шампо: «Между тем наступило время, когда великий князь смог вступить в общение с великой княгиней. Уязвленный словами императрицы, он решил удовлетворить ее любознательность насчет подробностей, которые она желала знать, и наутро той ночи, когда брак был фактически осуществлен, он послал императрице в запечатанной собственноручно шкатулке то доказательство добродетели великой княгини, которое она желала иметь…»  [4]

Павел родился 20 сентября 1754 г., спустя десять лет после свадьбы его родителей. Младенца немедленно унесли на половину императрицы Елизаветы, и родная мать не видела его целых сорок дней. Потом ей сына все-таки показали – издали! – и снова спрятали в дальних комнатах. Екатерина нашла ребенка «очень хорошеньким» – и фактически не виделась с ним целых восемь лет: до смерти императрицы Елизаветы.

Да, Екатерина довольно равнодушно относилась к сыну, но ей просто не дали возможности стать настоящей матерью, дитя унесли сразу же после рождения и за год показали всего три раза, и то издали. Даже во время болезни, когда младенец едва не умер, ее не допустили к нему. Так что холодность Екатерины к сыну вполне объяснима: почти шесть лет она практически с ним не общалась, к тому же родила еще одного ребенка – дочь Анну, скончавшуюся в младенчестве, причем в данном случае Петр Федорович свое отцовство уже категорически отрицал.

Нужды нет: маленькую принцессу так же отобрали у матери, как и первенца: Елизавете было все равно, что девочка почти открыто признавалась дочерью знатного поляка Станислава Понятовского. Сплетни о том, что отцом Павла является кто угодно, только не законный супруг, так и остались бездоказательными сплетнями. А вот портреты Петра Федоровича и Павла Петровича убедительно доказывают настоящее отцовство: столь велико сходство между ними.

Зачем Елизавета Петровна отбирала детей у великой княгини? Этот вопрос остается открытым. Версия о том, что императрица считала Екатерину неспособной правильно воспитывать детей, не выдерживает никакой критики, поскольку сама Елизавета понятия о каком-либо воспитании детей просто не имела. Павла кормили, когда Бог на душу положит, но всегда обильно, спать укладывали то днем, то за полночь, а приставленные к нему няньки были обыкновенными деревенскими бабами с полным набором суеверий и глупостей, которые прочно засели в детской голове.

Лишь в шестилетнем возрасте к Павлу был приставлен воспитатель – граф Панин, который, во-первых, не любил детей, во-вторых, не жаловал свежий воздух и мало-мальски длительные прогулки, а в-третьих, терпеть не мог великую княгиню. Легко догадаться, в каком направлении пошло воспитание царевича, с ранних лет страстно мечтавшего о троне.

Вынужденный досуг Екатерина заполняла по собственному усмотрению. В отличие от русских аристократок, она была трудолюбива, с удовольствием сама себя обслуживала, например стирала, варила себе кофе, могла растопить камин, любила работать в саду, искусно вышивала, иногда занималась резьбой по слоновой кости.

Пока ее муж развлекался дрессировкой собачек и разыгрыванием кукольных спектаклей, она продолжала изучать историю, географию, экономику, философию, знакомилась с трудами Плутарха, Тацита, Монтескье, Вольтера, Дидро, читала русские летописи и т. д.

Екатерина читала и писала на немецком, французском и русском, но допускала много ошибок. Она сознавала это и однажды призналась одному из своих секретарей, что могла учиться русскому только из книг без учителя, так как тетка Елизавета Петровна сказала ее гофмейстерине:

– Полно ее учить, она и без того умна.

Очень характерно для «дщери Петровой», которая за всю жизнь не прочла, кажется, ни единой книги и месяцами собиралась поставить свою подпись на важнейших документах.

Между тем Россия оказалась втянутой в так называемую Семилетнюю войну, зачинщицей которой была Пруссия. За счет укрепления верховной власти, мобилизации ресурсов, создания хорошо организованной многочисленной армии (за 100 лет она выросла в 25 раз и достигла 150 тыс. чел.) относительно небольшая Пруссия превратилась в сильную агрессивную державу. Прусская армия стала одной из лучших в Европе. Ее отличали железная дисциплина, высокая маневренность на поле боя, четкое исполнение приказов.

Кроме того, прусскую армию возглавлял выдающийся полководец той эпохи – король Фридрих II Великий, который внес заметный вклад в теорию и практику военного дела.

К середине XVIII в. резко обострились и англо-французские противоречия, связанные с борьбой за передел колоний. Все это привело к изменениям традиционных связей. Англия заключила союз с Пруссией. Это заставило бывших противников – Францию и Австрию – сплотиться перед угрозой со стороны англо-прусского альянса.

Что касается России, то Петербург не устраивало дальнейшее усиление Пруссии, чреватое ее притязаниями на влияние в Польше и на бывшие владения Ливонского ордена. Это прямо затрагивало российские интересы. Россия примкнула к австро-французской коалиции и по просьбе своего союзника, польского короля Августа III, в 1757 г. вступила в Семилетнюю войну.

Первая победа российских войск над прусской армией была одержана в сражении при Гросс-Егерсдорфе 19 августа 1757 г. Она значительно подняла боевой дух русских солдат, разогнав прежние страхи перед «непобедимыми пруссаками». По свидетельству служивших в армии Апраксина иностранцев, такой жестокой битвы еще не бывало в Европе. Опыт Гросс-Егерсдорфа показал, что прусская армия не любит ближнего штыкового боя, в котором русский солдат показывает высокие боевые качества.